Наш маленький Нью-Йорк
Шрифт:
— Тогда я лучше выпью кофе.
— На ночь?
— А что? Боишься, что я не засну и буду долго-долго донимать тебя разговорами?
Трудно шутить с человеком, когда он напряжен, как сжатая пружина. Эмили бросила на него суровый взгляд, который должен был, видимо, означать, что никаких долгих разговоров она с ним вести не планирует.
Он тут же озвучил свою мысль:
— У меня даже возникло такое ощущение, что я этих долгих разговоров недостоин потому, что родился мужчиной, — поделился он с ней своими наблюдениями.
Если
Эмили расплакалась — внезапно, совершенно неожиданно, навзрыд.
Том остолбенел.
От женских слез он всегда терялся. Он ненавидел это глупое и оттого очень уязвимое положение человека, который сделал что-то плохое, а как это исправить — не имеет понятия, и старался всеми силами избежать его. Поэтому о нем часто думали, что он бережно относится к чувствам других людей, особенно женщин.
Сейчас он и сам расстроился. Причем совершенно искренне. Не потому, что ему стало неловко, трудно рядом с ней — потому, что ей, по-видимому, было по-настоящему больно.
«Вот в чем отличие, — мелькнула мысль. — Она просто плачет. Не для того, чтобы сделать меня виноватым, не оттого, что хочет получить рычат давления на меня через мою совесть… Плачет, потому что что-то внутри у нее не так».
Том поморщился, как от приступа собственной, внутренней боли, подавил глухой стон и крепко обнял ее за плечи.
— Эм…
Он прежде не называл ее уменьшительным именем. Наверное, стоило попробовать раньше. По крайней мере, тогда он знал бы, что этого делать нельзя ни в коем случае. Хотя, может быть, в другой раз оно и прошло бы безболезненно… Эмили разрыдалась еще громче.
— Эмили, ну что же ты плачешь?
Глупый вопрос. Почему человечество, и мужская его половина в частности, до сих пор не придумала ничего лучше для подобных случаев?!
— Эмили, ну?!
— Я же… женщина… имею право! — Она пыталась справиться с собой, но голос еще не слушался ее.
— Конечно. Сколько угодно прав… Пользуйся каким хочешь, только не плачь, пожалуйста! Все ведь можно решить.
— Сейчас поплачу… и решим.
Вот он, женский взгляд на проблему! Черт возьми. И он имеет право на существование.
Женская половина человечества, по крайней мере, придумала слезы как способ восстановить душевное равновесие. И как бы он — как мужчина — ни относился к нему… Действует же!
— Хорошо, — согласился Том. — Сколько тебе дать времени?
Она так растерялась от конкретики вопроса, что даже перестала всхлипывать на несколько секунд — затаила дыхание.
— Минуты три, — ответила не без труда, но заметно успокоилась.
— О'кей, — сказал Том и принялся ободряюще поглаживать ее по волосам и спине.
Кажется, на женские слезы мужская половина может дать единственный ответ: четкость
Эмили перестала всхлипывать гораздо быстрее. Вот она, сила точной договоренности!
— Я сейчас. — Она ускользнула в ванную.
Том получил пару вожделенных минут, чтобы обдумать произошедшее.
Кто знает, на какую мозоль он ей наступил, какую разбередил рану. Возможно, это удастся выяснить в самое ближайшее время. Но почему ему так важно это знать? Чтобы впредь не повторить этой ошибки? Глупо. Он умеет обманывать себя, это факт, но не тогда же, когда ложь была бы очевидна и пятилетнему ребенку.
Ему не безразлично, что с ней происходит и почему ей плохо.
Оп!
Том взвесил эту мысль: легкая как воздушный шарик. Переливается перламутром.
Так. Ладно. Это еще не повод для паники!
Действительно, что такого? Они живут в одной квартире, все время общаются, он был бы последней свиньей, если бы ее чувства и переживания были бы ему совершенно безразличны. Она же не случайно встреченная на улице девушка, она… она его подруга. Да, точно, он слышал интересное и мудрое определение дружбы. Настоящая дружба — это отношения людей, которых что-то объединяет: работа, увлечения, общий друг, пережитые испытания… Их объединяет дом — что же тут непонятного!
Том выдохнул. Хорошо. Можно пока и расслабиться.
Черт, а что его вообще в этой ситуации напрягло?
Кажется, то, что он может быть неравнодушен к Эмили. В широком смысле слова.
Ох уж этот мне широкий смысл, досадливо поморщился Том, с него-то все и начинается. Сначала тебе кажется, что рядом с тобой — обладательница длинных стройных ног, на которые приятно посмотреть, и тебя заботит, что она носит: джинсы или юбку, и если юбку, то насколько короткую… Потом тебе начинает казаться, что у нее красивые глаза. А глаза, как известно, зеркало души, и ты понимаешь, что рядом с тобой — интересный собеседник с богатым внутренним миром, который так и манит к себе, так и притягивает… И внезапно ты осознаешь, что эту прекрасную девушкуни в коем случае нельзя упустить, иначе она унесет с собой все счастье твоей жизни. Ее нужно добиться во что бы то ни стало, сделать своей, насладиться ею…
Чтобы выпить до дна. Чтобы узнать, что ноги и правда длинные и красивые, а глаза — безбожно накрашены, да к тому же нежный изумруд — это не цвет радужки, сотворенной в минуты вдохновения художницей-природой, а цвет полимера в составе контактной линзы, а внутренний мир — понятие слишком сложное и возвышенное и не всем доступное, и, когда человек не читает ничего сложнее «Космо», да и глянец этот осиливает потому, что там много картинок, вряд ли можно подозревать его в том, что у него этот самый внутренний мир есть.