Наш мир болен, но душа жаждет любви
Шрифт:
Я тихо лежал, укрытый тонким покрывалом, и не мог понять, все еще оставаясь во власти сна, кто я. Я бабочка, которой снилось, что она достигла просветления и стала Вознесенным Мастером, или человек, которому приснилась бабочка и который живет в трансгуманическом рае? Оба состояния были настолько реальными, что я вдруг понял, что для каждого из них - бабочки и человека - существует своя реальность и что они обе абсолютно настоящие.
"Это был твой опыт, на двух разных планах или плотностях, но то, что одна плотность выше другой вовсе не означает, что человек выше бабочки. Просто так ты спланировал свою жизнь для
Голос внутри меня умолк. Я рывком потянул за покрывало и приподнялся на локтях. Сон уходил.
Елена смотрела на меня и улыбалась.
– Кто это мне сейчас со мной говорил? Ты или кто-то внутри меня?
– Какое это имеет значение?
– ответила она вопросом на вопрос.
– Ты - это я, я это ты. Ты есть бабочка, и все вокруг есть Всевышний/Богиня.
Она знает про мой сон, понял я. Возможно, она и направила меня туда, познать, кто я такой, вспомнил я последние мгновение перед сном. Я снова опустил голову на подушку и стал вспоминать то, что было во сне. Он был крайне ярким и запоминающимся и состоял из нескольких частей.
СОН ПЕРВЫЙ. БАБОЧКА. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЯТАЯ СТАДИЯ
Жила-была одна гусеница, которая была не похожа на других. Она была мечтательницей и любила задавать вопросы. Другие гусеницы называли ее чокнутой, ну, не все ли равно, как ты появился на свет и что там будет, за порогом смерти, жри листву, наслаждайся и ничего больше не делай. Иногда вот только появлялись быстрые тени, которые превращались в злобных летунов, хватающих замешкавшихся гусениц. Об их судьбе лучше было не думать. Думать вообще вредно, считали они, эти другие гусеницы, и не понимали, почему эту ненормальную пигалицу до сих пор не унесли куда-то туда, откуда никто не возвращался.
– Я под охраной Бога!
– говорила гусеница.
– Вы всего боитесь, а страх – он притягивает то, чего боишься.
У нее был свой опыт. Однажды она медитировала под лучами солнца, когда сверху спикировала тень. Соседки-гусеницы попрятались в листве, а она приказала своему страху замереть.
– Ты почему не спряталась?
– раздался громовой голос над гусеницей.
– Если мне суждено умереть, значит, так тому и быть, - пропищала гусеница.
– Но ты ведь... не Бог?
– Я?
– с каким-то весельем ответили ей. – Ну, ты и впрямь сказанула. Бог, говорят у нас, соловьев, живет на самой высокой горе в мире, в своем Яйце, и оттуда взирает на мир и наказывает тех, кто не выполняет свой долг вроде кормления птенцов и собирания таких вот гусениц на завтрак. Хотя, по мне, я не могу понять, как он может видеть сквозь скорлупу. Старшие этот вопрос обходят стороной. Мол, Бог, он на то и Бог, чтобы все видеть и знать.
– А у нас говорят, что Бог скрывается в листве и что ты должна как можно больше съесть, чтобы прогрызться до Него и обрести Нирвану... Можно задать тебе вопрос, прежде чем ты меня съешь? Каково оно это – летать?
– Знаешь, ты действительно странная гусеница, - ответил соловей.
– Тебе повезло, что я тоже немного
И тень над нею взмыла и пропала, зародив в сознании гусеницы одну прекрасную мечту.
«Господи, - молилась странная гусеница, - если Ты есть, сделай так, чтобы у меня выросли крылья, и я смогла их расправить и взмыть в небо…»
Ее соседки, мерно двигая челюстями, тихо крутили своими маленькими усиками над головой, там, где у нормальных гусениц, считалось, было то, чем они иногда думали. «Ненормальная, - перебрасывались они словами, - ну что с нее взять? Летать ей вздумалось. Рожденному ползать летать не должно. Набивай брюхо и не думай о будущем, его ведь может и не наступить».
А наша героиня подползла к самому краю ветки родимого дерева. Там, внизу, вдали что-то чернело и зеленело, а сверху между кронами других деревьев-исполинов виднелась столь манящая синева с желтым, обжигающим кругом, на который больно было смотреть. Солнце.
«Тебе страшно, мое тело? – спросила гусеница самое себя. – Тебе станет еще страшнее, когда ты поймешь, что я задумала!» - и шагнула вперед, в пропасть. И вдруг такой надежный всегда остов под лапками пропал, на миг перехватило дыхание, и вид знакомых с детства ветвей исчез из виду. Страх куда-то испарился, зато появилось ощущение чего-то запредельного, когда поток воздуха подхватил гусеницу и закрутил в воздухе, а потом медленно стал опускать в сгустившуюся внизу темноту. Гусеницы с соседнего дерева, видимо, были не такие консервативными и более любящими инновации – некоторые из них покачивались на длинных нитях и, когда наша героиня проплывала мимо них, увлекаемая дуновениями ветра, кивали ей и подбадривали приветствующими криками. Но она ничего не слышала, пребывая в глубочайшем восторге, не ощущая своего тела, загребая ножками и пилотируя хвостом, как заправский летун с многолетним стажем.
Но всему когда-то приходит конец. Этому полету тоже. И на земле, которая оказалась сырой и холодной, гусенице нашей скоро стало грустно и неуютно. Так летать, конечно, замечательно – в первый раз. Может быть, во второй. В третий раз уже может и не захотеть это делать. Да и риск не вернуться или попасться на глаза пернатому хищнику - везти не может до бесконечности. «На Бога надейся, а сам не плошай, при малейшей опасности прячься в листве», – эту истину вдалбливали гусеницам с детства старшие, те, кто первыми вылупились. И дорога домой… Где оно, родимое дерево?
Снизу все деревья казались одинаковые гигантскими исполинами. Но был один верный способ, впрочем, других мыслей и не было. Наша гусеница легла в то, что называлось травой, закрыла глаза и отключила мысли. Слушай себя, доверься своей интуиции, ты способна найти дорогу домой!
Когда она открыла глаза и поднялась на все свои 8 пар ножек, у нее уже не было сомнений в том, куда идти.
«Бог, если ты существуешь, ты выведешь меня», - сказала она в пустоту и отправилась в путь.