Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
– Но, но!
– возвысил голос стражник.
– Поговори тут!
– Ладно… А ну, Дубыня, развязывай тоболу. Идём, дружище Хрисанф. Идём.
Начальник сдался. Сели недалеко от пузатой башни Зенона, и вскоре Хрисанф ваял в руки баклагу.
– А вообще-то, Клуд, - заговорил он, - всё это началось с приходом в Прекрасную Гавань галеры из Константинополя, с которой объявили народу о разгроме сарацинами около Сицилии императорского флота и напомнили жителям Херсонеса о том, что они должны три дня оплакивать погибших в Ионическом море… Но охлос оплакивание растолковал по-своему: толпа
– Может быть, - произнёс Доброслав и выразительно посмотрел на Дубыню.
Вот и я говорю, - продолжал начальник стражи, отхлебнув ещё из баклаги.
– К черни присоединились рабы и подожгли стекольные мастерские. Хотя, я вам скажу, труд там действительно адский, хуже труда галерных невольников… От жары, испарений и голода рабы мрут как мухи… А вчера стоял на вахте на башне Зенона. Оттуда, сверху, - Хрисанф задрал голову, - хорошо видна Прекрасная Гавань. И вижу, как в сумерки от галеры отделилась лодка, но почему-то подошла не к причалу, а высадила человека в расщелинах скал, возле некрополя… Знать, нужно было, чтобы этот человек оставался незамеченным. Я, конечно, доложил своему доместику об этом. Он снарядил велитов, искали его, искали, как сквозь землю провалился… А галера тут же снялась с якоря и ушла обратно. Что за человек? Мы же должны были его проверить… Велено же - в город никого не пускать.
– И что, в гавани и бухтах нет никаких судов?
– спросил Клуд.
– Отчего же, есть. Рыбацкие парусники. А больших, заморских, нет. Это был последний корабль оттуда, больше не приходили, и в ближайшее время вряд ли какой придёт…
Клуд с Дубыней переглянулись: вот тебе и сели и поплыли в Константинополь.
– Спасибо тебе, Хрисанф. А Сулейман, владелец термы, жив?
Начальник стражи с яростью стукнул кулаком по кожаному наколеннику:
– Чернь сварила его в ванне с кипятком…
– Ого!
– воскликнул Дубыня.
– У нас на солеварне, в чанах, где идёт выпарка, тоже иногда…
– Погоди, Дубыня, погоди… Потом расскажешь. Хрисанф, Сулейман был очень неплохим человеком…
– Согласен. И тут виноват я сам… Надо было сразу с велитами бежать к его терме, там оборванцы как раз гвалт устроили, но я понадеялся на крепость её стен и запоров… А когда вернулись с рынка, от термы одна стена осталась, да по улицам с громкими криками носились павлины, и за ними гонялись оборванцы…
Узнав, что Сулеймана, его жену с детьми бросили в кипяток, я выхватил меч и… - Хрисанф снова стукнул кулаком по наколеннику.
– Кажется, двух зарубил… Не помню. Правильно говоришь, Клуд, хороший человек был Сулейман, мы у него часто мылись и парились всей гарнизонной командой. А чернь разнесла терму, потому что она для охлоса что красная тряпка для быка: действует раздражительно. Ведь термы существуют для богатых, оборванцы в море купаются…
«Ну раз Хрисанф себя к богачам причислил, значит, он хорош… Значит, и нам пора», - подумал Клуд и похлопал по
– Спасибо тебе, Хрисанф, за рассказ, поедем искать ночлег в горах или в лесу.
– Счастливо, приходите завтра, может, что и изменится, - предупредил начальник стражи. Напоследок, глядя на Бука, он спросил: - Клуд, а почему у твоей собаки шерсть стала короче, а тело длиннее?
Доброслав засмеялся:
– Так это же другая собака, Хрисанф, от той, прежней Буки пёс, сын её. Её и волка…
– То-то я гляжу - зверь!
И на другой день не смогли попасть в Херсонес. Пожары затихли, но, видимо, охлос ещё колобродил… Знали ли жители Херсонеса, что подобные погромы прошли и в столице Византийской империи? Знали, наверное… Дурной пример заразителен.
«Нет худа без добра, - решил Клуд.
– То, что в город не пускают, в какой-то степени даже и неплохо… Значит, Аристея с сыном из Херсонеса тоже не смогут уехать…»
А утром третьего дня они снова стояли у башни Зенона.
Люди всё-таки интересные двуногие! В городе кутерьма, а у башни торги открыли: обычно тут продают скот, а сейчас понавезли шкур буйволов, овечий сыр, оливковое масло, виноградное вино. Уже и шум, гвалт. Смех и шутки возле винных бочек, потасовки.
Доброслав и Дубыня купили овечьего сыру, сели в сторонке, вынули хлеб, поросятину.
Вдруг слышат - колокола! Вначале ударили с крещальни базилики Двенадцати апостолов, и чернобородый с Клудом заговорщицки подмигнули друг другу: вспомнили, как снимали со стены крещальни прикованного цепями Лагира, и ещё почему-то вспомнились крысы, удиравшие с писком в норы. Дубыня спросил:
– А почему в таких местах они водятся? Жрать-то им нечего.
– Как это нечего? А ноги пленников?… Ноги-то в цепях, никуда не уберёшь, вот эти твари и объедают их до костей. Видел, как они обглодали ступни Лагира?
– Хватит про крыс… Дай-ка ещё гидрию.
– Не увлекайся, скоро должны, мне кажется, калитку отворить. Судя по тому, что колокола заговорили, в городе навели порядок. Теперь прихожане-греки своему Богу станут хвалу петь. А вечером должен быть крестный ход. Вот на него, Дубыня, нам нужно не опоздать. Там я наверняка увижу Аристею, а в создавшемся положении она нам очень нужна. Слышал, что при встрече говорил Хрисанф: в бухтах Херсонеса никаких кораблей нет - ни гражданских, ни военных… Значит, возможности добраться до Константинополя у нас нет. С Настей я и хочу посоветоваться…
– Только ли посоветоваться?
– подначил Дубыня.
– Глянь, отворили!
– радостно воскликнул Доброслав, и, похватав под уздцы лошадей, они прошли в узкий проход между двух высоких крепостных стен, который повёл их к массивным железным воротам. А миновав их, они очутились на главной улице.
Вид она имела удручающий, но картины разрушений сейчас мало интересовали наших друзей. Они гнали коней в другой конец Араксы, к морю, туда, где на живописных крутых берегах наряду с храмами расположились гостиницы и таверны. У одной из них, под странным названием «Небесная синева», Дубыня и Доброслав остановились. Таверна ещё не открывалась. По законам империи пить разрешалось только после обедни, но пьяных вокруг бродило множество…