Наши крылья растут вместе
Шрифт:
Стоя возле большого окна своей спальни, всматриваясь в темноту улицы, он чувствовал присутствие Оливии. Она встала за ним, коснувшись руками его груди и ее жаркое дыхание согрело его спину:
– Мой отец, капитан, за его спиной находились люди, и он отвечал за их жизни. Он командовал всем экипажем. Он считал себя сильным. Но мужчины морально слабее - это факт. И он часто приходил домой в подавленном настроении, угрюмым, задумчивым. Мама это замечала и пыталась с ним разговаривать. Но он молчал, держа все в себе, пока она хитростью не выведывала у него причину плохого настроения. Однажды
Даниэлю показалось, что он умер и перед ним стоит ангел, напевая песенку про отпущения грехов. Он обернулся к девушке, чей голос, как молитва, только что обрушился на его слух, но над ее головой не было нимба:
– Я не нуждаюсь в этом. И давай закроем эту тему.
– Хорошо, - она отступила на шаг назад, всматриваясь в его глаза. Она прекрасно знала, что он не хочет перед ней казаться слабым. Ведь Даниэль Фернандес Торрес не мог этого признать, - значит, это буду не я. Но еще и лучше, мой мозг не взорвется от идей, как тебе помочь.
– Мне не нужна помощь и уж тем более от женщин, - он задумался, вспоминая хоть одну женщину, которая с пристрастием интересовалась бы его прошлым. Их всех интересовало настоящее - четыре желтые лычки на его погонах, статус капитана, красивая форма и деньги. Никто никогда не лез в его душу, даже Паула робко боялась задать лишний вопрос. Сейчас перед ним стояла та, которую было не удивить ни статусом капитана, который скорее ее должен отпугивать, ни деньги, она принимала жизнь такой, какая она есть. В его жизни эта сильная духом девушка стала первой.
– Конечно, - улыбнулась Оливия, щурясь хитрым взглядом, - проще ненавидеть прошлое, так легче. Ненавидеть детство, ненавидеть его запах, перекладывая на него всю злость. Ты прикрываешься ненавистью, которая не дает тебе дышать глубоко и спокойно.
Даниэль стиснул зубы, пытаясь не нагрубить ей, вспоминая постоянные трения между ними. Бог послал ему испытание в лице Оливии Паркер, которая пыталась запихать его обратно в прошлое.
– Что мне делать? Есть персики, от которых меня выворачивает?
– Наверняка ты делал это в детстве постоянно и если оно было счастливым, то их запах не может ассоциироваться со смертью отца.
– Моя сестра психолог, но даже она не смогла помочь мне, Оливия, не старайся.
Возможно, все его женщины были не плохим вариантом. Они молча радовались тому, что имели его рядом с собой. Но Оливии этого было мало.
– Хорошо, - кивнула девушка, закусив нижнюю губу и опустив взгляд в пол.
Она стояла напротив него с поникшими плечами, обиженным видом, такая красивая, что Даниэлю захотелось забрать все свои слова обратно и слушать ее щебет бесконечно. Он прекрасно осознавал, что ее слова дышали смыслом и она произносила их, желая хоть как-то помочь.
– Хорошо?
– Он сделал удивленный вид, пытаясь воскресить ее старания, - Оливия Паркер сдалась?
И он увидел. Сначала легкая улыбка коснулась ее губ и взгляд утреннего неба в рассвете устремился на него. Девушка
– Запах твоей одежды для меня, как для тебя запах персиков, Даниэль, - она прижала одежду к себе, - она пахнет моим детством: авиационным топливом, самолетом, аэропортом. Этот запах мне до боли знаком, я росла в нем. Ты пахнешь, как пах мой отец и это вызывает у меня только приятные воспоминания. Запах персиков не может вызывать у тебя агрессию, ты должен любить его.
– Я пахну топливом?
– Удивился он и тут же встретился с недовольным взглядом Оливии, - я не чувствую, видимо, привык.
– Ну значит привыкнешь и к персикам, - она повесила его форму в шкаф и закрыла дверцу.
– Не привыкну, можешь не стараться. Я- это ни ты. И больше не заводи этот разговор. Считай, что у меня аллергия.
Его твердый тон заставил ее обернуться, встречаясь с недовольным взглядом. Он кивнул, прищурив глаза и вышел из спальни.
Больше она не произносила слово «персики», в его доме это слово превратилось в запрет. Но любой запрет сладок и это ее пугало больше- нарушать запреты стало ее традицией. Сейчас персиков хотелось, как никогда сильно.
Всю ночь сверкала молния, желая разделить Аравийский полуостров пополам. Дождь, стуча большими каплями по крыши, заставлял считать часы до вылета.
– Я люблю дождь, когда сижу дома, но я боюсь его во время полета, - прошептала Оливия, - тебе сложнее работать...
– Раз в десять, - перебил ее Даниэль, не поднимая головы от подушки и даже не открыв глаза, - спи, ничего не измениться в ближайшие сутки.
Теперь она точно не уснет, в голове крутятся мысли... И дождь здесь ни при чем. Все дело в ближайших переменах ее жизни: завтра она скажет Мел, что покинет их квартиру. Завтра они уже не сядут есть пиццу вдвоем, делясь своими переживаниями и интересными историями из рейса. С завтрашнего дня Оливия не будет слышать бурчания Мел по поводу чемодана в прихожей. Оливия понимала, что будет скучать.
Но сейчас, лежа рядом с мужчиной, слыша его ровное дыхание, смотря на густые черные ресницы и ощущая его тепло, она улыбнулась. Мир перевернулся и что-то пошло ни так. Теперь острое чувство «скуки» она представляла без Даниэля. В памяти свежи были воспоминания трехмесячной давности, их разрыв, молчание и пустоту. Не хотелось повторения так же сильно, как думать о их будущем. Он больше не пугал ее резким заявлением о детях и намеками о замужестве. Это стал странный союз под названием «сейчас».
Утром Оливия выехала рано, боясь попасть в пробку, но многие думали так же, создав затор на мокрой дороге. Дождь шел, красуясь перед девушкой длинными струйками на лобовом стекле, и она включила дворники, убирая прозрачные реки.
Стоя в скоплении машин, есть время подобрать правильные слова для Мел, боясь не обидеть подругу. Пальцы нервно постукивали по рулю, а в голове проносились фразы: «Мел, прости, но я переезжаю...», «Мелани, я так много трачу времени на дорогу...», «Мел, мы все равно видимся редко...», «Я не знаю зачем я делаю это? Но я хочу быть с ним...», «Это самое глупое решение в моей жизни...»