Наши крылья растут вместе
Шрифт:
Даниэль нахмурился:
– Ты нервничаешь?
– Я ем персики только когда нервничаю?
– Твои руки дрожат, - спокойной ответил он, не собираясь уходить.
Может быть наступило время сказать то, что действительно заставляло ее нервничать? И хоть между ними была договоренность не смешивать личные отношения с работой, именно сейчас ей захотелось ему сказать:
– Герберт бросил Мелани, - Оливия выдохнула и поставила тарелку на стол. Аппетит резко пропал, - я не перееду к тебе сейчас, я нужна ей дома.
Взгляды
– Даниэль, - моляще Оливия смотрела на него, - ей очень плохо, она много плачет, вернее, она теперь постоянно плачет. Я.... я хочу быть с ней... Это важно. Я нужна ей...
Больше она не могла говорить. А он не отвечал, просто смотря в ее глаза. Персик был лишним, сейчас ее затошнило. Опять озноб прошел по ее коже. Почему он молчит? Это молчание заставляет ноги подкашиваться и прерывисто дышать.
– Скажи хоть что-нибудь, - прошептала она.
– Хорошо, - наконец произнес он, но это слово тонным грузом упало на ее душу. Она не это хотела услышать. Хорошо- это не хорошо, это плохо. Она ждала тысячи его самых разных слов, но среди них не было «хорошо».
Он ушел, оставив ее одну с тарелкой на которой, как полная луна, лежала половинка персика. Дрожащей рукой, Оливия убрала тарелку обратно в холодильник, не понимая, как она вообще могла его хотеть такое долгое время. Сейчас единственным местом ее пребывания стал туалет. Обливаясь холодным потом, она рукой держалась за стену и единственное что было в ее желудке вышло наружу. Теперь ей стало легче. Персики не ее еда тоже. Говорят, что когда живешь с человеком, то перенимаешь его привычки и желания. Она пробыла с Даниэлем слишком много времени, чтобы оставаться собой.
По прилету в Гамбург, первое что она сделала- позвонила Мел в Дубай:
– Я переживаю за тебя. Как ты?
– Слишком много думаю, Оливия. Слишком много мыслей крутиться в моей голове. Мне кажется, будет лучше если я навсегда уеду домой в Лондон.
– Ты что!
– Воскликнула Оливия в трубку, привлекая внимание членов своего экипажа к этому звонку, - ты не можешь бросить то, о чем мечтала. Это слишком просто, Мел, в жизни не бывает легких путей. Это еще одно испытание, как подножка от судьбы. Надо быть сильнее этого.
– Это для тебя, но для меня мечты были другими, я хотела создать семью, видеть Герберта каждый день, просыпаться с ним и засыпать. Работа для меня не столь важна как для тебя.
– Не делай этого, Мел, твоя жизнь только началась и скажи судьбе спасибо, что увела от тебя этого мерзавца.
Даниэль слышал каждое ее слово, находясь поблизости. Ему хотелось поговорить с ней, но это было невозможно. Единственное место, где можно сделать это- возле бассейна. Если повезет и никого не окажется рядом.
Их ждал странный отель с двухместными номерами для летного состава. Единственная гостиница
– Даниэль сказал, что скоро наш рейс в Любляну. Уже мечтаю оказаться дома.
Оливия улыбнулась, понимая, что не слышала слов. Хотелось остаться одной, но в номере это было невозможно.
– Я спущусь вниз на ужин, - она вышла в коридор, вступив на коврик, на который ее мокрую поставил Даниэль. Она помнила все до мелочей того вечера.
Столик, за который она села находился напротив стола, где сидел Даниэль. Здесь ничего не изменилось за столько времени. Все те же фонари тускло освещают бар, та же каменная тропинка среди густой листвы, бегущая к бассейну и прохладный ветерок, заставляющий мерзнуть. Изменились лишь люди. Кроме одного человека. Даниэль сидел с Марком, изредка поглядывая в сторону Оливии. Она чувствовала это, боясь повернуться. Еда все еще не лезла в ее желудок, но девушка заставляла себя есть через силу. Она так распереживалась за Мел, что еда ушла на последний план.
Оливия заставляла себя слушать болтовню девушек, сидящих за ее столиком, но мысли убежали в тот самый вечер, когда она так же сидела здесь с Мел. Было весело, они смеялись и пили махито. Они разговаривали по душам, рассказывали друг другу истории из летной жизни. Оливия жаловалась на своего капитана...И странный вопрос ее подруги: «Что ты чувствуешь к Даниэлю Фернандесу?».
Оливия положила вилку на тарелку, больше она не могла пихать в себя еду насильно. Теперь она вспомнила ту самую бумагу, клочок тетрадного листа с обожженными краями и ответом на тот самый вопрос. Набрав больше воздуха в легкие, она прошептала подругам:
– Пойду спать, я очень устала.
Но она не пойдет спать, потому что в памяти еще свежа картинка, как Мел прячет жженную бумагу под плитку возле бассейна. Она пойдет туда и достанет ее, в надежде, что это сделал кто-нибудь другой.
Она молилась, поднимая плитку, никогда не узнать ответ, но сложенная в четыре раза серая бумага все еще лежала там. Покрытая землей, принимающая через себя дожди, она стала тонкой и серой. Боясь открывать, девушка прижала письмо к груди. Хотела ли она знать, что там написано? Интерес всегда берет вверх над страхом...
Сделав пару шагов назад, она села на каменную низкую ступеньку и посмотрев на голубую воду бассейна, на отражение света лампад в ней, наконец развернула листок: «Спроси свое сердце».
– Ливи, - шепот рядом, заставил вздрогнуть, ахнуть, смять листок и схватиться за сердце, - прости, я не хотел тебя напугать.
Ее сердце не успеет ничего ответить, потому что оно не выживет, если ее так внезапно пугать:
– Что ты здесь делаешь? Нас могут увидеть, - зашептала она в ответ, переводя дыхание и сминая бумагу в кулаке.