Наши нравы
Шрифт:
— Глупый, глупый Савва! Разве богатство не тлен?.. Ну, что в нем? На что оно тебе? Давало ли оно спокой тебе!.. Ведь ты, Савва, на угольях сидишь. Думаешь, тебя уважали? Твою мошну, глупый, уважали…
Савва слушал, беспомощно склонив голову, и вдруг зарыдал как ребенок. Старуха усмехнулась и молча стала гладить могучую голову сына бледной исхудалой рукой. Эта нежная ласка подействовала лучше слов.
Он вышел от нее с облегченным сердцем, но когда пришел в кабинет, то снова забушевало его сердце. Главное, как теперь Хрисашка-то будет смеяться… И все будут смеяться: «Вот, мол, миллионер! Хорош миллионер!»
—
Это что значит? Она редко входила к нему, а теперь вот пришла и так ласково смотрит на Савву.
— Спасибо… Выпью…
Савва посмотрел на жену. Она была словно восковая, тихая и худая, кроткая, несчастная!
— Здорова ли ты? — спросил Савва, и голос его звучал ласково.
— Ничего… худое дерево скрипит… — улыбнулась она, — а ты, кажется, расстроен?..
— Дела плохи…
— Только-то?.. Ну, это еще не велико горе. Плохи — поправятся!
Эти простые слова оживляюще подействовали на Савву.
— Вот только Дуня меня смущает! — продолжала Леонтьева.
— А что?
— Счастлива ли она?.. Сегодня без тебя была такая хмурая, нерадостная. Я спрашивала, а она, голубушка, улыбается и говорит, что ничего… Но сердце мое чувствует… Не на Дуне он женился, а на деньгах…
— Полно… полно… Он, кажись, хороший человек…
— Так ли?..
Она вздохнула и тихо поплелась из кабинета.
Рано Савва лег в постель, но долго не мог заснуть. Невеселые мысли лезли ему в голову. Ему не верилось, что он в самом деле нищий. Он забылся в коротком сне и бредил, повторяя имена Хрисашки и Валентины.
Рано проснулся Савва. Он протер глаза, выпил по привычке графин квасу, крякнул и присел на кровати.
Скверно! Голова тяжела от тревожного, прерывистого сна. На душе скребет миллион кошек. Вчерашний удар сегодня кажется еще ужаснее!
Мрачно помахивал Савва косматой головой, словно стараясь отогнать тяжелые думы. Напрасно! Недаром так тяжело дышит могучая, косматая грудь; тревога и скорбь видны на лице мужика.
На мгновение оживляется оно торжествующей улыбкой, радостью зверя, настигшего жертву. Но мгновение прошло, — и снова зверь, припертый охотником, мрачно пощелкивает зубами, злобно сверкая глазами. Какая-нибудь ловкая комбинация, на мгновение оживлявшая Савву надеждой, разлеталась прахом. Нет выхода. Он совсем затравлен. Впереди, — он ясно видел, — близкое и неминуемое падение с грохотом и треском.
Нервная дрожь пробегала по всему его телу, едва вспоминал Савва Хрисашку. А как нарочно, довольная толстая рожа, с мясистым, крупным носом и плотоядными губами стояла перед ним.
«Почем, Савка, платить-то будешь за рубль? — слышится ему подлый Хрисашкин голос. — Смотри, на прожиток себе что-нибудь сокрой. Мы тебя несчастным без последствий объявим, друга милого!»
Все заговорят. Все пальцами будут показывать на Савву, оставшегося в дураках. Вчерашний воротила, миллионщик, предмет почтения и искательств, слова которого подхватывались на бирже, появления которого боялись на торгах… сегодня несчастный сиволапый мужик, ворона в павлиньих перьях!
И началось уже!
Вчера «пташка» выгнала. «Не с твоими, мол, капиталами теперь такую шельму содержать!» А что впереди-то будет? Сколько народа придет смотреть на Савву! Сколько будет смеха, лицемерных сожалений со стороны прихлебателей и
Савва, очевидно, знал, что все это будет так. Умный мужик, хорошо понимавший людей, не обманывал себя теперь, во время тяжелого раздумья.
«Подлец народ!» — часто говаривал он, и в то же время добивался чести вести дела с «подлецом народом», водить с ним дружбу и оказывать трогательные знаки внимания.
«Пропадешь без них! По чести разве дела можно делать?» — смеялся Савва, рассказывая иной раз по душе, какие дела удавались ему именно благодаря тому, что этот «народ-подлец и за деньги продаст отца родного».
Савва вскочил с постели. В ушах его стоял громкий хохот. Это потешаются над ним, дураком, у которого по усам текло, а в рот не попало.
«Посмотрите-ка на сиволапого генерала! Мужик пускал пыль в глаза: дом не дом, дача не дача, однех мамзелей сколько переменил, денег какую прорву, дурак, просадил, какие обеды задавал, а теперь?»
«И поделом дураку. Очень уж на свое счастие надеялся, а Хрисашка его и усадил!»
А Хрисашка, — представляется Савве, — тоже вышел в генералы и, скотина, персидскую звезду купил. У Хрисашки не дом, а дворец, хотя бы прынцу жить. Хрисашка, не будь дурак, денег не ахает, а всего одну даму содержит. Постройка Хрисашке очистила миллион чистоганом за всеми издержками. У Хрисашки целая свора прихлебателей, всё Саввины друзья-приятели. Сидит Хрисашка после обеда и во все проклятое свое горло хохочет: «А ведь, господа, по правде-то сказать, Савва большой плут был!» — «Большой мошенник!», — вторят ему, присаживаясь за винт по рублю фишка.
У Хрисашки теперь обеды с генералами. У него все свои люди, а он?..
Он, Савва, осмеянный, оплеванный, опозоренный, нищий… Никто не узнает его… Всякий норовит мимо…
Злобно усмехнулся Савва, подзадоривая себя мрачными картинами: «Неужто так-таки и пропасть?»
«На-кось! — прошептал Савва, задыхаясь от злости. — Еще мы поглядим, как-то ты, Хрисашка, урвешь концессию. Сам пропаду вовсе и тебя утоплю!» — мечтал Савва и в эти минуты торжествовал, злобно сжимая свои могучие кулаки.
Но придется ли глядеть?
Если бы ему дали хоть вздохнуть, он бы поправился, но, главное дело, времени мало. Сроки платежей не за горами. Кредит по банкам рухнет, когда узнают, что Савва прогулял дороженьку. В банках догадывались уж, что Савва трещит, и как все загалдят, что Леонтьев ненадежен, мигом начнет все рушиться. Начнется настоящая травля, и тогда полетят клочья уцелевшего богатства.
«Бедные дети!» — вспомнил вдруг Савва.
Но, быть может, не все потеряно? Он поедет к министру и объяснит все его высокопревосходительству. Человека, мол, понапрасну обидели, обещали дело и не дали. Он, конечно, не за себя хлопочет — он человек маленький! — а горько ему, что казна потеряет, если ему не дадут возможности поправиться, так как в государственном банке заложены в миллион пустопорожние земли, не приносящие пока дохода, но если ему дадут средства, то он соберет необходимый капитал и построит на этих землях заводы, согласно обещанию. Такому тузу, как он, нельзя давать падать. От этого интересы казны пострадают.