Наши нравы
Шрифт:
Его превосходительство чутко слушал. Еще надежда, казалось, звучала в милостивых словах князя. Вот-вот, сию минуту, князь скажет, что никак не может остаться без его советов.
Его превосходительство пережил мучительные секунды паузы, пока снова не раздался мягкий голос:
— Но если вы в самом деле, дорогой Сергей Александрович, хотите отдохнуть и поправить расстроенное в трудах ваше здоровье, то, как мне ни тяжело, но я готов буду исполнить ваше желание, в надежде, что, укрепив свое здоровье, вы снова дадите мне случай воспользоваться вашей опытностью и
При этих словах князь Леонид Андреевич поцеловал его превосходительство. Старик был убит. Безмолвно стоял он, склонив голову. Слезы блестели в его глазах.
Он чувствовал, что все кончено. Власть деликатно вырывают из его рук.
— Вы подумайте, подумайте, Сергей Александрович. Пока все остается по-старому! — проговорил князь, снова обнимая старика.
Старик тихо вышел из кабинета.
Но о чем думать? Намек был слишком ясен. Надо подавать просьбу об увольнении. Надо, надо, надо!
Его превосходительство смотрел на сцену и недоумевал, чья интрига пошатнула его положение. Кто заступит его место? Разве действительно все потеряно?.. Он нарочно приехал в театр, чтобы повидаться с Виктором Павловичем, разузнать в чем дело и чем недовольны им.
Занавес опустился. Раздались громкие, единодушные аплодисменты.
Вызывали автора, вызывали талантливого артиста. Снова заволновался партер, и любопытные взоры обратились к директорской ложе, откуда раскланивался с публикой автор. При появлении автора аплодисменты увеличились. Дамы аплодировали из лож. Прошло пять минут, пока не успокоилась публика.
Толпа партера, перебрасываясь замечаниями о пьесе, хлынула к выходу. В зале было душно и жарко.
— Ты здоров? — спросила встревоженная Анна Петровна.
— Ничего, по обыкновению, а что?
— Так, мне показалось, что ты расстроен. Разве какие-нибудь неприятности?
— Да… нет… Впрочем, неприятности — неизбежные спутники нашего положения… Надоело все это… Пора отдохнуть!
Кривский говорит лениво, каким-то загадочным тоном, и Анна Петровна сообразила, что случилось нечто серьезное. Но что именно? Она сейчас это узнает. В ложу вошел Никольский.
— А| И вы здесь, молодой человек! — проговорил, щуря глаза, Кривский, и лениво протягивая секретарю руку. — Что, Виктор Павлович здесь?
— Здесь! — отвечал Никольский, почтительно пожимая руку его превосходительства.
— Где он сидит?
— В бенуаре под вашей ложей.
— Не заметили нумера?
— Четырнадцатый.
— Спасибо, молодой человек. Понравилась пьеса?.. А вам как? — обратился он к дочерям. — Пьеса очень хорошо написана, очень хорошо… Ну, я пойду к Виктору Павловичу…
И затем его превосходительство, обратившись к Евгению Николаевичу, проговорил:
— Кстати, Евгений Николаевич. Потрудитесь завтра быть у меня к девяти часам и привезите с собой записку, о которой я вчера говорил. Надеюсь, она готова?
— Готова-с.
— То-то! — вдруг почему-то прибавил Кривский сухим, повелительным тоном, как бы чувствуя потребность позволить себе эту роскошь именно теперь, накануне
По коридору ходили группами. Два свитских генерала, остановившись в стороне, оживленно разговаривали. В отрывистых речах слышалось имя Кривского. В фойе и в партере уже передавали известия об отставке его превосходительства. В антракте кто-то сообщил о новости, и новость облетела весь театр с быстротою молнии.
«Отчего?» — «Что за причина?» — «Правда ли?» — «Не может быть!» — «Никто ничего не знал!» — «Пора старику на покой, засиделся!» — «Он мягко стлал, но было жестко спать!» — «Кто на место Кривского?» Назвали несколько фамилий. «Пора подтянуть ведомство?» — «А разве Кривский?» — «Он слишком мягок. Нам надо Бисмарка!» — «Но где его найдешь?» — «Просто, господа, князь недоволен Кривским. Хитрый старик думал, что он несменяем».
Его превосходительство проходил, высоко подняв голову, по коридорам. До него доносились отрывки из разговоров о нем. Он не обращал на них внимания и ласково кланялся в ответ на почтительные поклоны.
При виде его превосходительства, по-прежнему гордого, спокойного, многие не поверили слухам о его падении.
«Не может быть. Он вовсе непохож на опального человека. Скорей он имеет вид человека, получившего повышение!»
— Все вздор!.. — заметил какой-то молодой карьерист, подходя к группе у барьера, — Кривский и не думал выходить в отставку. Кто-то сочинил, и все повторяют.
Но желание узнать правду волновало чиновные кружки, и множество лиц перебывало у Анны Петровны, рассчитывая что-нибудь узнать. Но ловкая женщина с обычной любезностью принимала знакомых, с особенным увлечением расхваливала пьесу и, казалось, была сегодня удивительно весела.
А между тем Никольский уже сообщил ей о слухе, пробежавшем в театре. Волнение Сергея Александровича и слова о том, что пора отдохнуть, как будто подтверждали его. Правда ли? Нельзя ли помочь?
Она после театра поговорит с мужем и завтра поедет хлопотать. Она знает все лазейки и умеет проскользнуть в них, защищая интересы дома. О, она знает, чья это интрига. Это интрига Сергея Петровича Вяткина. Он давно метит на место мужа, и за него хлопочут многие влиятельные люди. Но она знает лучшую тропинку, по которой можно обойти интригу и сохранить за мужем место. Не раз уже ловкая женщина отклоняла удары. Только зачем муж не сказал ей ничего. Кажется, от нее скрывать нечего.
Анна Петровна терзалась нетерпением узнать наконец в чем дело, и оживилась, как обыкновенно оживлялась, как только приходилось ей окунуться в тину интриг и светских сплетен. Она поручила Евгению Николаевичу разузнать, что говорят об отставке мужа в театре и прийти в следующем антракте с отчетом. А то муж опять ничего не скажет, откладывая новость до конца спектакля. Разве уехать раньше? Боже сохрани.
Его превосходительство в это время сидел в ложе у Виктора Павловича. Виктор Павлович Заборовский был старинным его приятелем и занимал одинаковое с ним положение. Он всегда держал его руку, и их называли неразлучными. Кривский жадно слушал приятеля.