Наши за границей
Шрифт:
— Пянъ и бёръ… — сказала Глафира Сеневовна. — И побольше. Боку…
— Пянъ-беръ… — повторилъ Николай Ивановичъ.
— Oui, oui, monsieur… Un d'ejeuner…
— Да, да… Мн и жен… Ну, живо…
Слуга побжалъ исполнять требуемое.
XXV
Когда Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна умылись, посплъ и кофе. Тотъ-же слуга въ потертомъ пиджак и четырехъ угольномъ бумажномъ колпак внесъ подносъ съ кофейникомъ, молочникомъ и булками. Прежде всего
— Батюшки! Чашки-то какія! Да ты-бы еще, молодецъ, ведра съ уполовниками принесъ! Кто-же въ такихъ чашкахъ кофей пьетъ! Ужъ прачки на что до кофеища охотницы, а такую чашку кофею, я полагаю, ни одна прачка не вытянетъ.
Слуга стоялъ, кланялся и глупо улыбался.
— Глаша! Переведи ему, — обратился Николай Ивановичъ къ жен.
— Да какъ-же я переведу-то? — отвчала Глафира Семеновна въ замшательств. — Ты такія слова говоришь, которыхъ я по-французски и не знаю. Ле тасъ тре гранъ, — указала она слуг на чашки. — Пуркуа гранъ?
— Oh, madame, c'est toujours comme `ea. Vous avez demand'e cate au lait.
— Говоритъ, что такія чашки нужно, — перевела Глафира Семеновна. — Врно, ужъ у нихъ такой обычай, врно, ужъ кофейная страна.
— Ты ему про прачку-то скажи.
— Я не знаю, какъ прачка по-французски.
— Какъ не знаешь? Вдь комнатныя слова ты вс знаешь, а прачка комнатное слово.
— Ну, вотъ поди-жъ ты- забыла.
— Такъ какъ-же мы стирать-то будемъ? Вдь блье придется въ стирку отдавать.
— Ну, тогда я въ словар посмотрю. Наливай же себ кофею и пей. Чего ты надъ чашкой-то сидишь!
— Какъ тутъ пить! Тутъ надо ложками хлебать, а не пить. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что они нарочно такія купели вмсто чашекъ намъ подали, чтобы потомъ за три порціи кофею взять, а то такъ и за четыре. Вотъ помяни мое слово, за четыре порціи въ счетъ наворотятъ. Грабежъ, чисто грабежъ.
— Да пей ужъ, пей. Вдь на грабежъ и заграницу похали.
Слуга все стоялъ и глупо улыбался.
— Voulez-vous encore quelque chose, monsieur? — спросилъ онъ, наконецъ, собираясь уходить.
Николай Ивановичъ понялъ слово «анкоръ» и воскликнулъ: — Какъ: анкоръ? Какъ: еще? Ведра съ кофеемъ принесъ, да еще спрашиваетъ-не подать-ли анкоръ. Сорокаведерную бочку съ кофеемъ намъ еще приволочь хочешь, что-ли! Иди, иди съ Богомъ! Вишь, какъ разлакомился! Анкоръ! Правду купецъ-то въ Кельн на станціи говорилъ, что здсь семь шкуръ дерутъ, — отнесся Николай Ивановичъ въ жен.
Слуга все еще стоялъ, глупо улыбался и наконецъ сказалъ:
— J'aime la langue russe… Oh, que j aime, quand on parle russe!
— Глаша! Что онъ торчитъ? Что ему еще надо?
— Говоритъ, что очень любитъ слушать,
Тотъ переминался съ ноги на ногу и не шелъ.
— Votre nom, monsieur, votre carte… — сказалъ онъ.- Il faut noter chez nous en das…
— Что онъ говоритъ? Чего еще ему надо, Глаша?
— Спрашиваетъ, какъ насъ зовутъ.
— А! Паспортъ? Сейчасъ, сейчасъ… — засуетился Николай Ивановичъ.
— Oh, non, monsieur… Le passeport ее n'es pas n'ecessaire. Seulement votre nom, votre carte.
— Говоритъ, что паспортъ не надо. Проситъ только твою карточку.
— Какъ не надо! Вздоръ… Пускай ужъ заодно беретъ. Вдь прописаться-же въ участк надо. Вдь не на одинъ день пріхали. Вотъ паспортъ… — выложилъ Николай Ивановичъ на столъ свою паспортную книжку.
Слуга отстранилъ ее рукой и стоялъ на своемъ, что паспорта не надо, а надо только карточку.
— Seulement une carte… une carte de visite… — пояснилъ онъ.
— Дай ему свою визитную карточку. Говоритъ, что паспорта не надо. Врно, здсь не прописываются.
— Какъ возможно, чтобы не прописывались. Гд-же это видано, чтобы не прописываться въ чужомъ мст! Почемъ они насъ знаютъ! А вдругъ мы безпаспортные! Вотъ, братъ, бери паспортъ… — протянулъ слуг Николай Ивановичъ книжку.
— Pas passeport… Seulement la carte… — упрямился слуга.
— Да что ты его задерживаешь-то! Ну, дай ему свою карточку. Вдь для чего-же нибудь ты веллъ сдлать свои карточки на французскомъ язык.
Николай Ивановичъ пожалъ плечами и подалъ карточку. Слуга удалился.
— Глаша, знаешь, что я полагаю? — сказалъ Николай Ивановичъ по уход слуги. — Я полагаю, что тутъ какая-нибудь штука. Гд-же это видано, чтобы въ гостинниц паспорта не брать въ прописку!
— Какая штука?
— А вотъ какая. Не хотятъ-ли они отжилить нашъ багажъ, наши вещи? Мы уйдемъ изъ номера, вещи наши оставимъ, вернемся, а они намъ скажутъ: да вы у насъ въ гостинниц не прописаны, стало быть, вовсе и не останавливались, и никакихъ вашихъ вещей у насъ нтъ.
— Да что ты! Выдумаешь тоже…
— Отчего-же они паспортъ не взяли въ прописку? Паспортъ въ гостинницахъ прежде всего. Нтъ, я внизу во что-бы ни стало всучу его хозяйк. Паспортъ прописанъ, такъ всякому спокойне. И сейчасъ и въ полицію жаловаться можешь, и всякая штука…
Глафира Семеновна, между тмъ, напилась уже кофею и переодвалась.
— Ты смотри, Глаша, все самое лучшее на себя надвай, — говорилъ Николай Ивановичъ жен. — Здсь, братъ, Парижъ, здсь первыя модницы, первыя франтихи, отсюда моды-то къ намъ идутъ, такъ ужъ надо не ударить въ грязь лицомъ. А то что за радость, за кухарку какую-нибудь примутъ! Паспорта нашего не взяли, стало быть, не знаютъ, что мы купцы. Да здсь, я думаю, и кухарки-то по послдней мод одты ходятъ.