Наши за границей
Шрифт:
— Позвольте, позвольте, мадамы! Кескесе? Чего вамъ?
— Ваше верхнее платье, вашъ зонтикъ, — объяснили дамы по-французски.
Глафира Семеновна перевела мужу.
— Такъ зачмъ-же дамамъ-то отдавать? Лучше капельдинеру, — отвчалъ тотъ. — У капельдинеръ? — искалъ онъ глазами капельдинеровъ по корридору.
Дамы, разсыпаясь на французскомъ язык, увряли, что вещи будутъ сохранны.
— Чортъ знаетъ, что бормочутъ! Глаша, спроси: кескесе он сами-то? — говорилъ Николай Ивановичъ.
— Да должно быть взамсто капельдинеровъ
— Не можетъ быть! Гд-же это видано, чтобы баба была капельдинеромъ. Спроси, кескесе.
— Ву зетъ ле капельдинеръ? Ву вуле каше нотръ аби? — спрашивала дамъ Глафира Семеновна.
— Oui, madame, oui… Laissez seulement… Tout spra bien gard'e. Votre parapluie, monsieur?
— Капельдинерши, капельдинерши…
— Вотъ чудно-то! А вдь я думалъ, что они такая-же публика, какъ и мы. Даже удивился, что вдругъ меня совсмъ посторонняя дама за шиворотъ и за рукавъ хватаетъ. Ну, пренэ, мадамъ, пренэ. Вотъ и ле калошъ. Ахъ, чтобъ имъ пусто было! Капельдинерши вмсто капельдинеровъ. Комбьянъ за сохраненіе платья? — спросилъ Николай Ивановичъ, опуская руку въ карманъ за деньгами.
— Ce que vous voulez, monsieur… — жеманно отвчали дамы, присдая.
Николай Ивановичъ вынулъ полуфранковую монету и спросилъ:
— Ассэ?
— Oh, oui, monsieur, merci, monsieur…
Опять т-же присданія и одна изъ дамъ стрльнула даже на Николая Ивановича подведенными глазами, какъ-то особенно улыбнувшись.
— Фу ты, чортъ возьми! Заигрываетъ крашеная-то! Скосила глаза… Ты видала?
— Ну, ужъ ты и наскажешь!
— Ей-ей, коварную улыбку сейчасъ подпустила. Нтъ, это не капельдинерши. Смотри, какъ-бы пальто-то наши не пропали.
— Да вдь подъ номеръ сдаемъ, — сказала Глафира Семеновна.
Глафира Семеновна, раздвшись, стала оправлять юбку своего шелковаго платья, и дама въ черномъ плать присла на корточки и принялась помогать ей въ этомъ дл. Увидавъ что-то отшпилившимся въ отдлк юбки, она тотчасъ-же извлекла изъ своего лифа булавку и пришпилила ею.
— Капельдинерши, капельдинерши, это сейчасъ видно, — ршила Глафира Семеновна, когда дама, посмотрвъ на нумеръ билетовъ, повела супруговъ въ театръ на мста.
— Voilа, monsieur et madame… — указала капельдинерша на два кресла и прибавила:- Bien amuser.
Супруги начали разсматривать театръ. Зала театра Эденъ была великолпна. Отдланная въ мавританскомъ вкус, она поражала своею особенностью. Красивое сочетаніе всевозможныхъ красокъ и позолоты ласкало зрніе; по стнамъ и у колоннъ высились гигантскія фигуры каріатидъ, такъ художественно раскрашенныхъ, что он казались живыми.
— Вотъ театръ, такъ театръ! — невольно вырвалось у Николая Ивановича.
Но въ это время къ супругамъ подкралась третья капельдинерша съ живой розой на груди вмсто банта, нагнулась и стала что-то шарить у ихъ ногъ.
— Кескесе! Чего вамъ, мадамъ? — опять воскликнулъ Николай Ивановичъ.
Но дама уже держала маленькую подушку
— Ca sera plus commode pour madame, — сказала она и, наклонясь къ его уху, прошептала:- Donnez moi quelque chose, monsieur… Ayez la bont'e de me donner un peu.
— Подушку, подушку она мн предлагаетъ и проситъ за это… — перевела Глафира Семеновна. — Дай ей что-нибудь.
— Фу, чортъ! Вотъ чмъ ухитряются денегъ наживать! — покачалъ головой Николай Ивановичъ и сунулъ капельдинерш полъ-франка. — Подушку она подавала, а я-то думалъ: что за шутъ, что баба меня за ноги хватаетъ! Хорошъ театръ, хорошъ… — продолжалъ онъ любоваться, но передъ нимъ уже стояла четвертая капельдинерша, то скашивая, то закатывая подведенные глаза и улыбаясь совала ему какую-то бумажку, говоря:
— Le programme de ballet, monsieur…
— Программъ? Вуй… А какъ она, а ля рюссъ написана или а ля франсе?
— Да, конечно-же, по-французски, — отвчала Глафира Семеновна.
— А по-французски, такъ на кой она намъ шутъ? Все равно я ничего не пойму. Алле, мадамъ, алле… Не надо. Не про насъ писано… — замахалъ Николаевичъ Ивановичъ руками, но капельдинерша не унималась. Она подкатила глаза совсмъ подъ лобъ, такъ что сверкнула блками, улыбнулась еще шире и прошептала:
— Un peu, monsieur… Soyez aimable pour une Pauvre femme… Vingt centimes, dix centimes [19] .
19
Немножко, господинъ… Будьте любезны для бдной женщины… Двадцать сантимовъ, десять сантимовъ.
— Вотъ неотвязчивая-то? Да что это изъ французскихъ цыганокъ, что-ли! Мелкихъ нтъ, мадамъ. Вотъ только одинъ мдякъ трешникъ и остался, — показалъ Николай Ивановичъ десяти-сантимную монету.
— Merci, monsieur, merci… — заговорила капельдинерша и вырвала у него изъ рукъ монету.
— Ну, бабье здшнее! И мдяками не брезгуютъ, а смотри-ка, какъ одта!
Глафира Семеновна сидла съ принесеннымъ съ собой биноклемъ и осматривала въ него ярусы ложъ. Николай Ивановичъ также блуждалъ глазами по верхамъ. Это не уклонилось отъ взгляда капельдинершъ и передъ нимъ остановилась уже пятая раскрашенная капельдинерша и совала ему въ руки маленькій бинокль, приговаривая:
— Servez-vous, monsieur, et donnez moi quelque chose.
— Тьфу ты пропасть! — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Да не надо, ничего мн больше не надо.
Раскрашенная капельдинерша не унималась и приставала къ нему.
— Цыганки, совсмъ цыганки… — пробормоталъ онъ, вытаскивая карманъ брюкъ и показывая, что онъ пустъ, и прибавилъ:- На, смотри… Видишь, что рьянъ…
— Ну, вотъ ей мдячекъ, а то вдь не отстанетъ, — сказала Глафира Семеновна, порылась въ карман и вынула десять сантимовъ.