Наши за границей
Шрифт:
— L'esprit de vin… C'est la boisson russe?.. Oui, madame. [21]
Онъ побжалъ внизъ и черезъ четверть часа, весь запыхавшійся, вернулся съ бутылкой спирту и двумя рюмками на поднос.
— Смотри, Николай Иванычъ, онъ воображаетъ, что этотъ спиртъ мы пить будемъ, — улыбаясь замтила Глафира Семеновна мужу. — Пуркуа ле веръ? Иль не фо па ле веръ, — обратилась она къ слуг.
Тотъ опять глупо ухмыльнулся и спросилъ:
— Mais comment est-ce que vous prendrez, madame, sans verre?
21
Спиртъ.
— Вотъ дуракъ-то! — вырвалось у Глафиры Семеновны. — Да это разв пить? Разв это пуръ буаръ? Се не па пуръ буаръ.
— Comment donc pas boire? Et j'ai lu, madame, qne les russes prennent tout зa avec grand plaisir. C'est l'eau de vin russe… [22]
— Да это идіотъ какой-то! Алле, алле… Положительно онъ думаетъ, что мы будемъ пить этотъ спиртъ… Се пуръ феръ тэ… Компрене ну? Пуръ тэ. Вотъ.
И въ доказательство Глафира Семеновна показалъ корридорному купленные ею наканун два жестяные чайника и таганъ.
22
Какъ не пить? Я читалъ? мадамъ? что русскіе пьютъ это большимъ удовольствіемъ. Это русская водка.
— Ah! — ухмыльнулся корридорный, по не уходилъ. — Il faut voir, comment vous ferez le th'e, madame!.. [23]
— Алле, алле…
Но онъ стоялъ и продолжалъ улыбаться.
— Pardon, madame, il faut voir…
— Гафира Семеновна налила спирту въ лампочку тагана, зажгла свтильню, вылила въ чайникъ графинъ воды и поставила чайникъ кипятиться на таган.
Корридорный покачивалъ головой и твердилъ:
— C'est curieux, c'est curieux… Le th'e, а la r sse… C'est curieux… [24]
23
Надо посмотрть, какъ вы длаете чай, мадамъ.
24
Это любопытно… чай по-русски… Это любопытно.
— А правда, мадамъ, что въ Петербург ходятъ по улицамъ медвди и никогда лта не бываетъ, а всегда снгъ? — спросилъ онъ по-французски, но Глафира Семеновна не поняла его вопроса и сказала:
— Разбери, что онъ бормочетъ! Николай Иванычъ! Да выгони ты его, Бога ради. Я говорю — алле, алле, а онъ стоитъ и бормочетъ.
— Гарсонъ! Вонъ! Проваливай! — крикнулъ Николай Ивановичъ и энергически указалъ на дверь.
Шагъ за шагомъ, оглядываясь и покачивая головой, корридорный вышелъ за двери.
— Дикіе, совсмъ дикіе здсь люди, — сказала Глафира Семеновна. — А еще Парижъ! Про Парижъ-то вдь у насъ говорятъ, что это высшая образованность.
Вскор вода въ тоненькомъ жестяномъ чайник закипла, а Глафира Семеновна, насыпавъ чай въ другой чайникъ, принялась его заваривать. Черезъ минуту супруги наслаждались чаепитіемъ.
— Соленаго-то съ вечера повши, такъ на утро куда хорошо основательно чайкомъ побаловаться, — говорилъ Николай Ивановичъ, выпивъ стаканъ чаю и принимаясь за второй.
— Конечно, ужъ въ сто разъ лучше, чмъ ихнее кофейное хлебово изъ суповыхъ чашекъ суповыми ложками хлебать.
Пили они чай изъ стакановъ, находившихся въ ихъ комнат
LIII
Напившись въ охотку чаю съ бутербродами, у супруги стали собираться въ магазин де-Лувръ. Глафира Семеновна одлась уже скромно въ простенькое шерстяное платье и въ незатйливый ватерпруфъ изъ легонькой матеріи.
— Ей-ей, не стоитъ здсь хорошихъ нарядовъ трепать, право, не для кого. Дамы все такая рвань, въ отрепанныхъ платьишкахъ, — говорила она въ свое оправданіе, обращаясь къ мужу.
Сойдя внизъ, къ бюро гостинницы, они справились у хозяйки, далеко-ли отстоитъ Луврскій магазинъ.
— Pas loin, madame, pas loin, — отвчала хозяйка и принялась съ жестами разсказывать, какъ близко отстоитъ магазинъ, показывая дорогу по плану Парижа, висящему на стн около конторки бюро.
— Поняла-ли что-нибудь? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.
— Ничего не поняла, кром того что магазинъ недалеко. Но ничего не значитъ, все-таки пойдемъ пшкомъ. Языкъ до Кіева доведетъ. Надо-же посмотрть улицы.
Уличное движеніе было въ полномъ разгар, когда супруги вышли изъ гостинницы, и пройдя переулки, свернули въ большую улицу Лафаетъ. Городскіе часы, выставленные на столбу на перекрестк улицы, показывали половину одиннадцатаго. Громыхали громадные омнибусы, переполненные публикой, вереницей тянулись одноконныя колясочки извозчиковъ, тащились парныя ломовыя телги съ лошадьми, запряженными въ рядъ и цугомъ, хлопали бичи, подобно ружейнымъ выстрламъ, спшили, наталкиваясь другъ на друга и извиняясь, пшеходы; у открытыхъ лавокъ съ выставками различныхъ товаровъ на улиц, около дверей, продавцы и продавщицы зазывали покупателей, выкрикивая цны товаровъ и даже потрясая самыми товарами.
— Tout en soie… Quatre-vingt centimes lem`etre, — визгливымъ голосомъ кричала миловидная молодая двушка въ черномъ плать и бломъ передник, размахивая распущеннымъ кускомъ красной шелковой ленты.
— Aucune concurrence! — басилъ какой то рослый усатый приказчикъ въ дверяхъ лавки, показывай проходившей публик поярковую шляпу и въ то же время доказывая, что шляпа не боится дождя, поливалъ ее изъ хрустальнаго графина водой.
Около нкоторыхъ изъ этихъ товарныхъ выставокъ съ обозначеніемъ цнъ на каждомъ предмет толпилась и публика и рылась въ товар, торговалась, почти совершенно загораживая тротуаръ, такъ что нежелающимъ протискиваться сквозь толпу приходилось сходить на мостовую. А на мостовой, среди прозжавшихъ извозчичьихъ экипажей, омнибусовъ и ломовыхъ телгъ лавировали разносчики съ лотками, корзинами и ручными телжками, продавая зелень, плоды, печенье и тому подобные предметы. Разносчики также выкрикивали:
— Vlа d's artichauts! Ma botte d'asperges! Des choux des hariciots! des poireaux des carottes!
Къ этимъ крикамъ присоединилbсь и крики блузниковъ-мальчишекъ, сующихъ проходящимъ листки съ рекламами и объявленіями отъ разныхъ магазиновъ, крики продавцовъ газетъ, помахивающихъ листами нумеровъ и разсказывающихъ содержаніе этихъ нумеровъ.
Какой-то мальчишка — газетчикъ, махая руками, очень сильно толкнулъ Глафиру Семеновну, такъ что та даже соскочила съ тротуара и сказала:
— Вотъ подлецъ-то! И чего это только полиція смотритъ и не гоняетъ ихъ съ дороги!