Нашла коса на камень

Броутон Рода

Софья — не Джэнъ, она окончательно заберетъ въ руки престарлаго супруга. Миссъ Тарльтонъ уже давно и искусно разставляла сти сквайру, вроятно съ той минуты, какъ убдилась, что Бернетъ о ней не думаетъ; но Джильян ничего подобнаго и голову не приходило, несмотря на частые и прозрачные намеки Анны Тарльтонъ, сестры и врага Софьи. Въ виду такого крупнаго событія, которое неизбжно должно измнить весь складъ ихъ ежедневной жизни, Джильяна ршается предпринять

продолжительное путешествіе, разсчитывая, что масса новыхъ впечатлній поможетъ ей одолть свое личное, сердечное горе; она думаетъ провести зиму въ Египт, весну въ Италіи, лто въ Швейцаріи, благодаритъ судьбу за свое независимое состояніе, которое даетъ ей возможность прибгнуть къ этому дорогому, но безусловно спасительному леченью.

Она всецло погружается въ сборы и приготовленія въ отъзду; но, среди этихъ пріятныхъ заботъ, надъ нею разражается новая бда. Банкъ, въ которомъ помщены капиталы завщаннные ей недавно-умершей дальней родственницей, превращаетъ платежи; предпріятіе это построено на такихъ началахъ, что акціонеры отвчаютъ за него не только всей, помщенной ими въ него суммой, но и цлымъ своимъ состояніемъ, полностію. Дядюшка Марло, узнавшій объ этой катастроф изъ газетъ, детъ въ Лондонъ навести справки. Опасенія его оправдываются, въ числ лицъ окончательно разоренныхъ крахомъ оказывается и Джильяна Латимеръ. Дядюшка въ отчаяніи; невста его относится къ Джильян съ самымъ теплымъ участіемъ; сама развнчанная, а потому и негодующая Джэнъ обращается съ ней ласково, вс они предлагаютъ ей остаться жить съ ними; но Джильяна едва находитъ въ себ силы сдерживать какую-то непонятную ей самой радость.

Когда родственники, какъ настоящіе, такъ и будущіе, наговорились всласть о ея несчастіяхъ и о своемъ великодушіи, она ускользнула отъ нихъ, по ихъ мннію, чтобъ бороться съ своимъ горемъ въ тиши своей комнаты, въ дйствительности же, чтобъ подышать горнымъ воздухомъ.

Ею овладла жажда уединенія. Усердно взбирается она на другую гору, которая составляетъ цль ея прогулки. Она достигла вершины и вся раскраснвшись, еле переводя духъ, опустясь на обломокъ скалы отдыхать. Кругомъ не видно живой души. Ее охватываетъ благодатное безмолвіе природы, рука ея лниво срываетъ вточки вереска, она, окидываетъ взглядомъ горизонтъ, съ того мста, гд море образуетъ бухту, до того, гд рисуются блестящіе силуэты прекрасныхъ горъ. Это одинъ изъ чудныхъ, осеннихъ дней; тронутые морозомъ папоротники отливаютъ бронзой, все сіяетъ.

Пока она возсдаетъ тутъ какъ царица, одна на вершин горы, легкая

улыбка мелькаетъ на ея лиц. Радуются ли съ ней солнце, втерокъ, горы, радуются ли тому что золотое бремя свалилось съ ея плечъ, что стна, воздвигнутая между нею и имъ рухнула, что теперь ничто ему не мшаетъ протянуть ей руку черезъ развалины ея?

Время летитъ, солнце близится къ закату. Ночь, быстро наступающая въ эти короткіе дни, приближается: пора идти.

Съ невольнымъ, прощальнымъ вздохомъ, обращеннымъ къ прекраснымъ видніямъ, встаетъ она и собирается спускаться.

Въ эту самую минуту взглядъ ея останавливается на одинокой фигур взбирающейся на гору, какъ сама она взбиралась два часа тому назадъ. При вид ея у нея захватываетъ духъ, крпко стиснувъ руки и широко раскрывъ глаза, ожидаетъ она ея приближенія.

Быстро поднимается эта фигура вдоль темнаго лса, ступаетъ по скаламъ, по рдкой, горной трав. Она теперь совсмъ близко — можно различить черты ея лица. Джильяна видитъ ее озаренною лучами заката, она ее узнаетъ! Въ сущности она не удивлена. Она какъ будто знала, что онъ придетъ; но чтобъ этотъ день, этотъ самый день былъ внцомъ ея жизни — она не думала. По мр того, какъ докторъ приближается къ ней, она длаетъ усиліе, чтобъ пойти ему навстрчу; но радость лишаетъ всегда нашихъ жалкихъ силъ настолько-же какъ и горе. Поневол должна она отказаться отъ своей попытки и снова опуститься, вся дрожа, за свой скалистый тронъ.

Онъ уже близко отъ нея — онъ возл нея — и она смотритъ съ восторгомъ въ его преображенное лицо.

— Вы пришли выразить мн соболзнованіе? говоритъ она, протягивая ему дрожащую руку.

Въ первую минуту онъ не отвчаетъ. Можетъ быть, благодаря ея трону, онъ признаетъ въ ней царицу. Какъ-бы то ни было, онъ бросается передъ ней на колни…

— Что вы длаете? — восклицаетъ она, едва слышно. Тогда онъ поднимаетъ свое сіяющее лицо — сіяющее сквозь рдкія и драгоцнныя слезы.

— Вы дорожили своей гордостью больше, чмъ мною, продолжаетъ она.

— Почему вы знаете, что я дорожу своей гордостью больше чмъ вами?

Не ожидая отвта, онъ окружаетъ ея стройный станъ своими мощными объятіями; а она, отдаваясь этой желанной ласк, рыдая падаетъ ему на грудь.

— Вы когда то говорили, что предпочли-бы, чтобъ съ васъ содрали ко… — шепчетъ она; но послднее слово фразы заглушаетъ ей поцлуй.

О. П.

«Встникъ Европы», № 1, 1883

1880