Нашла коса на камень
Шрифт:
Сквайръ, съ младшими дтьми, снаряжается въ путь, Джэнъ величественно отказалась отъ всякаго участія въ поздк, главный недостатокъ которой заключается въ томъ, что затяла ее не она. Къ вечеру Джильяна чувствуетъ облегченіе, встаетъ съ постели, подходитъ къ окну, откидываетъ занавску. Погода опять измнилась, черныя тучи заволокли все небо, втеръ завываетъ, дождь льетъ какъ изъ ведра, слышатся раскаты грома, блеститъ молнія. Джильяна наскоро одвается и сходитъ въ гостиную, гд застаетъ встревоженную Джэнъ. «Идеальная дочь» безпокоится, боясь какъ бы папа не утонулъ, рка въ разлив, и эти сумасшедшіе чего
— Куда вы доктора-то двали? — спрашиваетъ старикъ Марло.
— Онъ сказалъ, что не боится дождя, — отзывается Анна Тарлтонъ.
— Предупредилъ его кто-нибудь, иго слдуетъ избгать брода?
— Его собственный здравый смыслъ долженъ сказать ему, что перезжать рку въ бродъ въ такую ночь — не мыслимо, — основательно замчаетъ Софьи.
На этомъ вс успокоиваются и садятся за столъ. Джильяна, которой ея недавняя головная боль даетъ право не участвовать въ семейной трапез, выходитъ на крыльцо. Даже отсюда она ясно различаетъ сердитый вой рки. У нея стынетъ кровь отъ ужаса. Проходитъ полчаса. Вскор воображеніе начинаетъ рисовать ей такія мрачныя картины, что ожиданіе становится невыносимымъ. Она схватываетъ ватерпруфъ, надваетъ первыя попавшіяся, огромныя калоши, выходитъ на террасу, съ которой спускается въ аллею. Она идетъ скоро, почти бжитъ. Буря стихла, тучи начинаютъ разсиваться, отъ времени до времени среди нихъ проглядываетъ полная луна.
Грязь невылазная, особенно на большой дорог. Джільяна останавливается и прислушивается. Ни звука, кром шума дождевыхъ капель, падающихъ съ деревъ, да воя рки. Почти безсознательно направляется она въ ту сторону, откуда слышенъ; этотъ вой, сначала по дорог, потомъ черезъ поле и, наконецъ, достигаетъ брода или, врне, того мста, гд когда-то былъ бродъ.
Она руководилась смутной, но сильной потребностью своими глазами убдиться, что съ нимъ сталось. Стоя на берету и видя бурное теченіе обыкновенно спокойной рки, она вздрагиваетъ, но въ то же время и успокоивается. Опасность слишкомъ очевидна, никто не рискнетъ перезжать въ бродъ.
Она возвращается и на большой дорог встрчаетъ того, изъ-за кого натерплась такого страха. Она тотчасъ узнаетъ его, такъ какъ луна свтитъ ему прямо въ лицо.
— Это вы! — радостно кричитъ она.
При звук ея голоса онъ сильно вздрагиваетъ и смотрятъ на нее съ нкоторымъ сомнніемъ.
— Да, это я, — отвчаетъ онъ тихо и растерянно; — но вы ли это?
— Я… я встревожилась, — говоритъ она запинаясь. — Я боялась за… нашихъ.
— Возможно ли, чтобъ они еще не вернулись домой? Имъ слдовало быть дома нсколько часовъ тому назадъ.
— Они теперь вернулись… вс… кром…
— Вс кром меня? — досказываетъ онъ тономъ глубочайшаго изумленья.
— Я боялась… что не зная мстности… вы пожалуй вздумаете переправляться въ бродъ.
— Сегодня? — кому бы это могло взбрести на умъ, кром сумасшедшаго?
Молчаніе.
— Такъ ли я васъ понялъ? — говоритъ онъ съ дрожью въ голос, отъ которой забилось гордое, но смиренное любовью сердце красавицы
— Я не желала, чтобъ вы утонули, — шепчетъ она, опустя голову.
Хотя она на него не смотритъ, но знаетъ, что Бернетъ нвольно разъ тщетно пытался заговорить; наконецъ онъ выговорилъ, дрожащимъ и неровнымъ голосомъ, противорчащимъ его холодно-вжливымъ словамъ:
— Я вамъ чрезвычайно благодаренъ, боле чмъ съумю то выразить, но вы ошиблись, полагая, что была какая-нибудь опасность.
— Кажется, что такъ, — отвчаетъ она, совсмъ уничтоженная.
— Я не прохалъ и четверти мили, — продолжалъ онъ, — лошадь потеряла подкову. Пришлось довести ее до Киркби и, оставивъ тамъ, идти пшкомъ.
— Не я одна испугалась… дядя… вс они…
— Право? Вы хотите сказать, что вс они теперь меня ищутъ.
— Нтъ… они сли обдать.
На минуту все лицо его освщается улыбкой, улыбкой, если врить обманчивому лунному свту, боле нжной, чмъ веселой.
— Вы простудитесь, — говорить онъ нетвердымъ голосомъ, длая къ ней шагъ.
— У меня плащъ и калоши, — при этихъ словахъ она поднимаетъ ногу. Калоша, при лунномъ свт, кажется еще колоссальне.
Оба смются и быстрыми шагами направляются къ дому. Они приближаются къ домику привратника. Джильяна говоритъ:
— Вы дйствительно узжаете завтра?
— Да, наконецъ.
— Изъ этого нельзя заключить, чтобъ вы особенно наслаждались своими каникулами, — говоритъ она, неестественно смясь.
— Я ими не наслаждался.
— А между тмъ вы когда-то любили горы, вспомните, только на этомъ мы всегда сходились.
— Неужели я любилъ ихъ? Въ такомъ случа вкусъ мой измнился. Мн кажется, я теперь ихъ ненавижу. Да, я ненавижу эти горы, эту рку, эту долину, он наввали мн сны.
— Мн кажется, что есть сны, которые лучше всякаго бодрствованія, — мягко замчаетъ она.
Съ минуту онъ молча и нершительно смотритъ на нее, беретъ ее за об руки и говоритъ тономъ человка, слова котораго идутъ прямо отъ сердца:
— Иногда какіе-то голоса нашептываютъ человку много такого, что если въ немъ есть искра самоуваженія, ему гораздо легче умереть, чмъ послушаться ихъ. Такіе голоса теперь нашептываютъ мн свою псню; послушайся я ихъ, я былъ бы почти такимъ негодяемъ, за какого вы когда-то сочли меня. Вотъ почему я радъ, что ду туда, гд они будутъ заглушены. Если вы питаете ко мн сколько-нибудь искреннюю дружбу, вы также порадуетесь за меня.
Съ этими словами онъ сильно пожалъ ей руки, выпустилъ ихъ и исчезъ.
Она осталась одна на освщенной луною дорог, какъ опущенная.
Джильяна воображаетъ, что ничто уже не можетъ огорчить ее теперь; такъ человкъ пораженный на-смерть думаетъ, что застрахованъ отъ булавочныхъ уколовъ.
Оба ошибаются. На другой же день посл рокового объясненія, Джильяна, за завтракомъ, замчаетъ въ дяд какое-то смущеніе. Выходя изъ-за стола, онъ приглашаетъ ее пройти съ нимъ кабинетъ и тамъ, посл различныхъ предисловій, сообщаетъ ей удивительную новость: онъ женится на Софь Тарльтонъ. Заявленіе это поражаетъ Джильяну какъ ударъ грома; теперь, боле чмъ когда-либо, ей необходимо на что-нибудь ршиться.