Наследие чародея (Изавальта - 1)
Шрифт:
Медеан смотрела на все это и не видела. Она видела только Пешека, сидящего напротив за столом, где он сидел столько раз.
– Но почему, Пешек? Почему ты предал меня?
Его глаза блеснули в свете жаровни, стоявшей возле кресла.
– Если бы у меня действительно был выбор, Ваше Величество, я никогда не предал бы вас.
Медеан ударила кулаком по столу.
– И куда же он делся, этот выбор?
– Она широко раскинула руки, словно бы обращаясь ко всему свету.
– Какая болезнь, какие чары так истощили твою душу, что ты не можешь верно
Пешек встал. Его челюсти задвигались, словно пережевывая обуревавшие его чувства. Какая-то фрейлина ахнула от изумления. Пешек обошел вокруг стола и медленно, не сводя глаз с Медеан, опустился перед ней на колени.
– Ваше Величество, ваш страх перед Хастинапурой необоснован. Они хотят мира, и предложения их искренни.
– Он дрожащими пальцами коснулся подола ее платья в знак полной покорности императорской власти. Медеан вцепилась в ручки кресла.
– Вас дезинформировали, Ваше Величество, играя на ваших страхах. Вот что ослабляет государство. Если бы мне удалось убедить вас прислушаться к мнению Совета лордов, а не...
Ладони Медеан, еще не до конца зажившие, нестерпимо болели от соприкосновения с деревом, но она не ослабила хватку.
– А не к кому, Пешек?
Пешек выпустил ее подол, но остался на коленях. Он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза - вольность, которой Медеан не потерпела бы ни от кого больше.
– Не к лорду-чародею, Ваше Величество, - ответил Пешек недрогнувшим голосом.
– Он преследует только свои личные цели. Я могу показать вам письма, бумаги, предоставить все доказательства того, что...
"Я не стану этого слушать". Медеан встала с кресла и пошла прочь от этой лживой покорности.
– Калами единственный поддержал меня, когда все другие отвернулись, сказала она, глядя в стену. Она не могла больше смотреть на Пешека на фоне этого жуткого огня, из которого слышался смех Феникса.
– Он верен мне больше, чем кто бы то ни было. Он говорил мне правду тогда, когда вокруг были только трусость и лесть И теперь, когда даже ты сговорился с Анандой, его сердце и мысли тверды.
– Кулаки Медеан сжимались и разжимались, словно порываясь схватить что-то, смять и разорвать.
– Как ты смеешь в чем-то его обвинять!
– Смею, потому что знаю правду.
Медеан сгорбилась. Несмотря на холод и снег, шепчущий голос Жар-птицы все равно звучал в голове, и этот шепот разжигал ее отчаяние, как сухое дерево.
Через минуту она подняла голову и обернулась к Пешеку. Годами верной службы, что предшествовали его падению, он заслужил хотя бы это.
– Я хотела, чтобы вы были рядом, когда я верну дочери Аваназия то, что принадлежит ей от рождения. Я надеялась, что вы будете приветствовать ее вместе со мною и расскажете ей об империи, о ее отце и о ее роли в истории государства.
Пешек опустил взгляд:
– Простите, Ваше Величество. Теперь я понял, как жестоко ошибся.
– Слишком поздно, лорд Пешек.
– Да, я понимаю.
Пешек тяжело, по-стариковски, поднялся на ноги, отряхнул колени
– До суда вы будете находиться под стражей в отведенных вам комнатах, изрекла Медеан.
Пешек поклонился, признавая ее право распоряжаться им по своему желанию.
– Я могу идти, Ваше Величество? Кажется, я уже не голоден.
Медеан сделала знак прислуге, и один из лакеев распахнул дверь, впустив в комнату капитана Чадека и четверых стражников. Не говоря ни слова, солдаты окружили Пешека, по одному с каждой стороны, в то время как Чадек особым офицерским поклоном поприветствовал императрицу.
Медеан ответила ему еле заметным кивком. Все ее внимание было приковано к Пешеку, которого почти не было видно за секирами и голубыми плащами.
– Однажды я просила тебя жениться на мне.
– Я помню, - ответил он едва слышно.
– Но ты не согласился.
– Да.
– В этом ты тоже ошибся, Пешек?
Она не должна была этого говорить. Слишком много лет прошло. Даже Жар-птица притихла в ожидании ответа. Но ей нужно знать. Она не может предать это забвению.
Пешек расправил плечи, и на мгновение Медеан вновь увидела в нем человека, который рисковал своей жизнью ради спасения Изавальты.
– Нет, Медеан, - ответил он.
– Я не ошибся.
Медеан закрыла глаза. Она не в силах была его видеть - во всяком случае до тех пор, пока не сможет подписать "предатель" под его образом в своем сердце.
– Уведите лорд-мастера Пешека.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
Медеан стояла не шевелясь, пока звук захлопнувшейся двери и удаляющихся шагов не перестал звенеть у нее в ушах.
"Ближе, - шепнула ей Жар-птица.
– Еще ближе. Скоро ты освободишь меня, и мы сгорим вместе".
Снег все падал и падал. Бриджит смотрела на него из единственного маленького окошка в своей комнате. Каменные плиты двора давно исчезли под пушистым покровом - так же как и нижние ступеньки лестницы парадного подъезда. Снежные пальцы ощупывали стены, и можно было не сомневаться, что еще до утра сугробы вырастут до уровня окон первого этажа. Снег падал с небес и разносился ветром. Метель застилала все вокруг, и сколько Бриджит ни щурилась, она не смогла разглядеть даже ворота.
Лучшей ловушки не смог бы придумать даже Калами. Бриджит опустила тяжелую бархатную портьеру, закрывшую бесполезное окно. "Подумать только, я отправилась в это путешествие, сказав себе, что ни о чем не пожалею".
Несмотря на то что она проспала все утро, день тянулся мучительно долго. От Калами не было ни строчки. Бриджит подумывала о том, чтобы добиться аудиенции императрицы, но никак не могла решить, что же ей сказать. У нее ведь нет никаких доказательств вины Калами. В общем-то, он ничего ей и не сделал, разве что припугнул немного. Каким бы фантастичным ни был этот мир, Бриджит все-таки казалось, что заставить кого-то поверить словам бесплотного духа, которого никто, кроме нее, и не видел, - довольно бредовая затея.