Наследие
Шрифт:
Она заулыбалась и, кивнув на прощание, пошла по дорожке к пансиону. Лафонтен, глядя ей вслед, спросил, вроде бы ни к кому не обращаясь:
— Вы все слышали?
Из-за живой изгороди у изгиба дорожки неслышно выступил Дэниел.
— Дана Ферье… Имя мне не знакомо. Не слишком ли охотно она выложила всю свою биографию?
— Вот вы это и проверьте, — сказал Лафонтен. — И, между прочим, мою охрану она заметила сразу… Расслабились на курортном солнышке, обитатели дикого севера? Чтобы первый и последний раз. Понятно?
— Что ж не понять, — сник
— Ладно, поверю на сей раз. А теперь исчезните.
Приметив движение впереди, на той дорожке, по которой ушла Дана, он пошел следом. Метрах в тридцати, у очередного изгиба аллеи, он услышал голоса.
— …Ты окончательно спятил, Джастин?! Я ходила в тир! Знакомо тебе это слово? Или ты предпочитаешь телохранителей, которые не умеют стрелять?!
— Я видел, в какой ты ходила тир! Нашла себе клиента побогаче? Имей в виду, таким угодить бывает сложно…
— Никогда. Не смей. Считать. Меня. Шлюхой. Ты понял?!! Ты меня нанял, а не купил, заруби себе это на носу!
— Ладно, пошли, потом поговорим.
— А ну убери руки, мать твою…!
Молодой здоровый парень. Пусть пьянчужка и раздолбай, но молодой и здоровый.
Лафонтен неслышно выступил из тени, удобнее перехватывая трость правой рукой. Левой поймал руку Джастина, правой с силой впечатал трость в его ботинок.
Джастин взвыл. Дернулся назад, потерял равновесие и завалился спиной на ствол ближайшего дерева.
— Эй, какого… ?!
Не давая ему опомниться, Лафонтен сдавил и согнул его запястье так, что сустав почти затрещал, и упер набалдашник трости ему под горло:
— Ты не слишком вежлив с дамой, приятель.
Джастин еще раз попытался дернуться, но сразу притих, ошалело тараща глаза. Лафонтен разжал пальцы, и Джастин отскочил в сторону, морщась и потирая запястье.
— Ладно, — пробурчал он. — Был бы ты помоложе…
— Был бы я помоложе, — с откровенной усмешкой отозвался Лафонтен, — ты бы сейчас зубов не досчитался. Иди, проспись!
Дурак был этот Джастин или нет, но понять, что связываться себе дороже, ума ему хватило. Он пробормотал что-то себе под нос и, развернувшись, пошел прочь. Лафонтен проводил взглядом горе-нанимателя, потом повернулся к Дане. Постарался незаметно перевести дыхание — сердце, кажется, из груди готово было выпрыгнуть, даже от такого пустячного усилия. Черт, совсем потерял форму!
Дана смотрела на него во все глаза.
— Не стоило. Я бы и сама справилась, — сказала она, неловко пожимая плечами.
— Не сомневаюсь. Но бить морду работодателю — не лучший способ сохранить работу.
— Да, наверно… но…
Она совсем растерялась, даже покраснела. Покусала губу и сказала, глядя в сторону:
— Извините… То есть спасибо… Просто… за меня никогда в жизни не вступался мужчина.
Лафонтен, улыбнувшись, заметил:
— Все когда-то бывает в первый раз, верно?
Она вскинула на него недоверчивый взгляд, но, увидев его улыбку, тоже засмеялась.
*
Хотя работать, как прежде,
Он в состоянии был контролировать текущие дела — финансы, общую политику, международные связи. А вот лезть в дела Трибунала ни времени, ни сил пока не было. Хотя итоги расследования, о котором Джек Шапиро информировал его кратко и уверенно, очень даже нуждались в проверке. Вроде расследование и шло своим чередом, но по мнению Лафонтена, оно просто топталось на месте. Ни одно из убийств Наблюдателей раскрыть не удалось, новых избежать — тоже. Да что там, даже закономерность хоть какую-то выявить не получалось…
Осложняло дело то, что три месяца назад ушел в отставку его сын. Лафонтен получил одновременно и официальное постановление Трибунала, и письмо от Армана, где тот кратко объяснял причины своего решения. Все было вроде бы в порядке — да, произошел конфликт, такое бывает, кто-то оказывается в более выгодной позиции, кто-то должен уступить, пройдет немного времени и все образуется… Но именно сейчас уход Армана с поста Регионального Координатора лишил его источника неофициальной информации о происходящем в штаб-квартире. Настойчиво лезла на ум мысль, что именно на это и был рассчитан невесть с чего начавшийся скандал…
Нужно было ехать в Париж.
Он вернулся к обычному ритму работы еще прошлым летом и уже собирался отправиться домой, когда пришло известие о краже копии базы данных Бессмертным Каласом и угрозе распространения запретной информации. Он тут же решил ускорить отъезд, но озвучить свое решение не успел.
Он очнулся тогда в реанимационной палате местной клиники, не помня, как туда попал, но чувствуя полнейшую беспомощность. Рецидив болезни, внезапный и тяжелый, зачеркнул результаты нескольких последних месяцев. Его лечащий врач, который получил его медицинское досье от Роше с соответствующими указаниями, предельно вежливо, но строго выговорил ему за столь небрежное отношение к собственному здоровью и запер в клинике без всякой связи с внешним миром. А на попытки объяснить, что его присутствие необходимо в другом месте, категорически ответил: «Присутствие на другом континенте сейчас для вас возможно только в том же качестве, что и здесь — в реанимации. Перелета в Европу ваше сердце не выдержит». На это возразить было нечего, и Лафонтен сдался.
Проблему в Париже устранили без его участия, разбираться с утечкой информации не потребовалось. Он решил послушать совета врача и остаться в санатории еще на осень и зиму.
В конце этой зимы и пришло известие об отставке Армана. Лафонтен тогда как раз покинул санаторий и перебрался на эту виллу. Здесь предполагалось пробыть до осени; однако, чем дальше, тем больше ему казалось, что ждать так долго незачем. Лечение продолжить можно и дома, а к штаб-квартире нужно перебраться поближе. Что-то слишком много стало возникать вопросов к работе Трибунала…