Наследие

Сиреневый Кот

— Вы могли и не говорить мне… всего этого, — выдавил Шапиро.

— Последний день жизни — не время для иллюзий.

Лафонтен поднялся на ноги, собираясь уйти.

— Жизнь вам не мила, смерть не страшна, осуждение бывших коллег безразлично. Тем не менее, вы виновны и должны быть наказаны. Вы не уважали мое мнение в последние годы, но подумайте над тем, что я сейчас сказал. И над тем, что вы сами назвали «привилегией смертника».

Он повернулся и пошел к двери. Спиной почувствовал взгляд Шапиро.

— О вас ходит

много слухов.

Лафонтен остановился, взявшись за ручку двери, но не оглядываясь.

— Правда ли, что вы не можете убить человека, глядя ему в лицо?

— Нет, неправда. Я не люблю стрелять в спину.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.

*

— Джек Шапиро, Трибунал рассмотрел предъявленные Вам обвинения и признал их справедливыми. Вина Ваша доказана. Вы осуждены и умрете. Приговор будет приведен в исполнение завтра в первом часу от восхода солнца.

Деннис Грант, закончив чтение вердикта, сел и, сцепив руки, посмотрел на стоящего перед столом Джека Шапиро. Во взгляде его было сожаление.

— Если вам есть, что сказать, Джек, говорите сейчас. Больше такой возможности не будет.

— Сказать? Нет… Слишком поздно.

Грант кивнул:

— Заседание окончено.

Двое Стражей выступили на середину зала, взяли Шапиро под руки и увлекли к выходу. Он не сопротивлялся, однако, сделав несколько шагов, вдруг остановился, поднял руку ко лбу и тяжело осел на пол. Стражи едва успели подхватить его и не дать удариться при падении.

Судьи поднялись с мест. Пауль Вайс выбрался из-за стола, двигаясь, несмотря на годы и полноту, удивительно проворно. Подошел к Шапиро и присел рядом с ним, отодвинув растерявшихся охранников.

Лафонтен наблюдал за этой суетой, не двигаясь с места.

— Нервное истощение, — произнес Вайс, выпрямляясь. — Сколько ночей он не спал?

— Присмотрите за ним, доктор, — сказал Верховный. — Только не спешите приводить в чувство.

Вайс кивнул.

Лафонтен посмотрел на Гранта; тот единственный из Трибунала сидел на прежнем месте, в раздумье глядя в стол перед собой. Потом, будто спохватившись, выпрямился и, вставая, столкнулся взглядом с Верховным Координатором.

Это продолжалось один миг, но Лафонтену вдруг показалось, что в зале сделалось холоднее и неуютнее.

*

…Утро выдалось таким же ярким и холодным, как и накануне. На задний двор старинного особняка, окаймленный высокой каменной стеной, солнце не заглядывало. Контраст сияющего неба и глубокой серой тени производил странное впечатление, даже зловещее.

Впрочем, холодная тень накрывала этот двор и без природных красот — стоило лишь вспомнить, для чего собрались здесь десять самых высокопоставленных Наблюдателей. Насколько Лафонтен помнил биографии присутствующих, четверо из них решение отнять у человека жизнь принимали впервые.

Самым

бледным и взволнованным был Карл Брэдфорд, остальные держались лучше. Разве что Филипп Морен шумно вздыхал и утирал пот со лба, как будто был в душном зале, а не на морозном воздухе.

Лафонтен стоял чуть поодаль, сложив руки на трости и наблюдая за всем и всеми с некоторой отстраненностью. В паре шагов от него Молери спокойно и методично навинчивал глушитель на ствол пистолета.

В сопровождении охраны появился Джек Шапиро. Двое Стражей вывели его под руки во двор, поставили перед стеной и разошлись в стороны. Видно было, что он дрожит, как в ознобе, и старается скрыть эту дрожь, судорожно стискивая отвороты пальто скованными наручниками руками.

Возможно, всему виной действительно утренний холод.

Деннис Грант выступил на два шага вперед, оставив своих коллег позади.

— Господин Шапиро. Последнее желание?

Шапиро оторвал взгляд от пистолета в руке Молери. Кивнул и посмотрел на Лафонтена.

— Да, господин Шапиро, — произнес Верховный.

На лице Шапиро показалась бледная улыбка:

— Это дело с самого начала было нашим с вами. Пусть оно между нами и останется.

Ответом был изумленный вздох зрителей. Не удивился этой просьбе, похоже, только сам Лафонтен.

— Вы хотите, чтобы я..?

— Я хочу, чтобы ни у кого не возникло повода упрекать вас в непоследовательности или малодушии.

Лафонтен кожей почувствовал взгляд Доусона — кроме него понять скрытый смысл фразы мог разве что Молери, больше никто из собравшихся здесь при разговоре трехгодичной давности не присутствовал. Он тогда упрекнул Шапиро именно в этом — в непоследовательности и малодушии, за то, что тот не смог исполнить собственный приговор Доусону. А что взбрело на ум Шапиро сейчас? Просто попытка досадить напоследок?..

— Что ж, будь по-вашему. — Он переложил трость в левую руку и поднял правую раскрытой ладонью вверх.

Молери передернул затвор пистолета и вложил рифленую рукоять в обтянутую перчаткой руку.

— Но сэр, вы не обязаны… — раздался сбоку изумленный шепот.

Да, нервы у Карла Брэдфорда слабоваты для таких дел.

— Последнее желание дается для того, чтобы его выполнять, — ровно произнес Лафонтен.

Он перехватил взгляд Шапиро — и увидел, почувствовал ответ на свой невысказанный вопрос.

Нет, это не бравада и не желание досадить. Это страх. И отчаянная попытка этот страх скрыть, не попросив снисхождения напрямую.

Ну что ж…

— Оставьте нас вдвоем.

Снова хор удивленных возгласов.

— Месье Антуан, — негромко произнес Деннис Грант, подойдя. — Вы уверены, что это безопасно?

— С оружием в руках иметь дело с безоружным? Не смешите меня, Деннис.

Грант поджал губы и, молча кивнув, направился к низкой двери — вслед за остальными судьями и охраной.