Наследие
Шрифт:
— Пробовал.
— И он?
Этот вопрос вызвал у Гранта мгновенное замешательство. Похоже, Первый Трибун совсем не беспристрастен. И правду о своем разговоре с Розье он не расскажет.
— Вы же понимаете, месье Антуан, — хмурясь, произнес Грант, — что я не могу говорить с ним официально, как с чужим человеком. Мы были дружны все последние годы… и не легко смириться с таким предательством.
— И что получилось из этого разговора?
— Ничего хорошего. У меня он просил прощения, клялся,
— Странно, — задумчиво произнес Лафонтен. — Очень странно. Деннис, может быть, мне стоит самому с ним побеседовать? Есть у меня кое-какие предположения.
— Пожалуйста, — пожал плечами Грант. — Буду рад, если вам удастся что-нибудь узнать. При том, что нам известно сейчас, ему прямая дорога следом за Шапиро. А я сам еще не решил, как поступить и стоит ли его защищать.
— Не доверяете людям, которые внезапно меняют убеждения? — хмыкнул Лафонтен. — Вы правы… Но сначала давайте попробуем разобраться.
— Как скажете, — вздохнул Грант. — Когда вы хотели с ним поговорить?
— Сегодня. И чем скорее, тем лучше.
— Хорошо, я распоряжусь. Через полчаса вас устроит?
— Вполне. — Лафонтен поднялся, собираясь уйти. — До встречи, Деннис.
— Вы не думаете, что разговор, о котором вы просите, опасен? — неожиданно спросил Грант.
— Нет, не думаю, — пожал плечами Верховный. — Впрочем, есть разные способы обеспечить безопасность. Прикажите надеть на него наручники, если вам так будет спокойнее.
— Я так и сделаю, — буркнул Грант.
А он выглядит почти спокойным, отметил про себя Лафонтен. Огорченным — да, но спокойным. Прежняя растерянность и смятение исчезли, как будто миновал первый шок, и все встало на свои места. Может быть, отношения Гранта и Розье все же были не настолько близкими, как он предполагал прежде? Да, фотография… Но, даже если Грант был предметом увлечения Розье, откуда известно, что это чувство было взаимным?
Неужели хоть в чем-то дела обстояли лучше, чем ему казалось?
*
Двое охранников втолкнули Розье в кабинет; он перешагнул порог и остановился, не опуская головы и заносчиво глядя куда-то в сторону. Лафонтен окинул его взглядом, отмечая про себя и бледное лицо, похудевшее, с наметившимися морщинками, и тени вокруг глаз и упрямо сжатых губ. Потом сказал:
— Оставьте нас вдвоем.
Старший охранник, кивнув, снял с пояса пару наручников. Розье глянул равнодушно:
— Это зачем?
— Приказ Первого Трибуна.
Брови Розье дрогнули, обозначая страдальческую гримасу; он прикусил губу и молча поднял перед собой руки.
Охранники подвели Розье к столу Верховного, усадили в кресло для
— Только один вопрос, Камилл. Зачем?
Розье, не поднимая глаз, скривил губы:
— Почему вам было не спросить об этом во время допроса?
— Потому что я обещал не выставлять напоказ вашу личную жизнь. Кроме того, на такие вопросы человек лучше отвечает в здравом уме.
— Да, — тоскливо усмехнулся Розье. — Трудно оставаться в здравом уме, когда тебе выкручивают руки и колют наркотики.
— Предпочитаете более болезненные способы развязать язык? — спросил Верховный. — Электрошок? Раскаленные клещи? Не валяйте дурака, Камилл! Ваш заговор поставил под угрозу существование Ордена, а вы ждете заботы о вашем раненом самолюбии?
Розье, вздернув подбородок, обжег Верховного полным ненависти взглядом:
— Не путайте интересы Ордена со своими амбициями!
— Со своими амбициями? — тихо повторил Лафонтен.
Усмехнулся и покачал головой. Потом рывком открыл ящик стола, вытащил папку с отчетом начальника информационной службы и швырнул ее на стол перед Розье:
— Вот это, по-вашему, мои амбиции? А вот это? — следом на стол упали две папки с делами погибших агентов. — Это жертвы тоже моих амбиций?! Вы имеете хоть какое-то представление о цене ваших амбиций?!
Розье, ошеломленный этой вспышкой, осторожно придвинул к себе первую папку и раскрыл ее. Лафонтен с мрачным удовлетворением следил, как за чтением меняется выражение его лица.
— Черт возьми! Я даже не думал, что такое возможно. — Розье глянул на другие папки, прочитал на обложках имена. — Что с ними?
— Они мертвы.
— Но как?
— Один застрелен, у другого сломана шея. Леди Кедвин оказалась для них опасной добычей.
Розье со стоном опустил голову на руки. Глухо спросил:
— Что со мной будет?
Лафонтен достал портсигар:
— Судить и наказывать — дело Трибунала, а не мое.
— Неужели?
— А вас это удивляет? Вас, друга Первого Трибуна?
— Бывшего друга Первого Трибуна. Вашими стараниями, — зло усмехнулся Розье.
— Моими? — удивился Верховный. — Ах, да… Намного лучше было бы лишить его титула и чести, но позволить считать вас хорошим другом. А я имел наглость поступить иначе.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — процедил Розье.
— Нет, Камилл, уж не взыщите — не понимаю. Лгали своему другу вы, под обвинение в клятвопреступлении подводили его вы, а виноват в этом, оказывается, я.
— Все было не так, — проговорил Розье. Глянул на лежащие перед ним бумаги. — И этого я тоже не хотел.