Наследница Кодекса Люцифера

Дюбель Рихард

– Здесь в игру вступаешь ты, – сказала Кристина, и на ее губах мелькнула улыбка. – Любишь ли ты меня, прекраснейшая, единственная Belle?

12

Две одетые в черное фигуры поспешно шагали по улице Эстерлонгнатан Старого города в Стокгольме, Их плащи развевались, а шляпы они сняли раньше. Прохожие сторонились их, как всегда сторонятся спешащих людей с решительными лицами, производящих впечатление, что они скорее собьют тебя с ног, чем обойдут. Некоторые пешеходы шипели им вслед или укоризненно бормотали что-то; но уже поговаривали,

что королева принимает у себя в замке двух членов католического ордена и что даже старый Иоганн Маттие сидел рядом с ними во время дискуссий. Если королева Кристина оказывает теплый прием иезуитам, то это, пожалуй, означает, что всем нужно принять такое положение вещей. В целом шведский народ испытывал к своему королю Густаву-Адольфу глубокое расположение, а так как он боготворил дочь, когда та была еще маленьким ребенком, шведский народ питал к ней те же чувства и почитал молодую королеву. Не говоря уже о том, что с давних пор ходили слухи, будто ее мать, сумасбродная королева Мария-Элеонора Бранденбургская по меньшей мере однажды пыталась убить ее, а какое сердце отвергнет ребенка, который пережил покушение на убийство со стороны собственной матери? Таким образом, оба иезуита, не снедай их совершенно иные заботы, могли бы получить весьма необычный опыт: во вражеской протестантской стране их встречали менее недоброжелательно, чем дома, в империи. Один из них, тяжело дыша, остановился перед подъездом, в то время как другой поспешил дальше.

– Эй, сюда! Вот этот дом!

Второй иезуит остановился через два дома, огляделся, посмотрел на дверь и покачал головой.

– Нет, вон тот!

– Дверь красная!

– Нет, нам говорили, что дверь синяя.

Мужчины переглянулись.

– Красная.

– Синяя!

– Клянетесь?

– Да…

– Правдой великого Игнатия Лойолы?

Второй иезуит засомневался. Они переводили взгляд с одной двери на вторую и затем друг на друга. Второй иезуит опустил плечи. Первый сделал глубокий вдох.

– Дерьмо!

– Что теперь?

Второй иезуит медленно вернулся и остановился рядом с товарищем по ордену.

– Красная? Действительно?

Первый иезуит сердито взмахнул руками.

– Я думал, вы уверены!

– Я тоже так думал, пока вы не смутили меня своей красной дверью.

Они внимательно осмотрели красную дверь, затем резко, как один человек, обернулись и взглянули на синюю дверь впереди.

– Дерьмо! – повторил первый иезуит.

– Мы просто могли бы постучать, – робко предложил второй.

– Куда?

– В синюю дверь.

– С тем же успехом можно постучать и в красную.

– Да, но вероятнее, что это синяя дверь.

– Вероятнее? Вы только что сказали «вероятнее»?

– Мы сюда не в семантике упражняться пришли, – сурово осадил его второй иезуит.

Первый иезуит поднял руку и сжал ее в кулак.

– Сейчас я постучу, – заявил он. – В красную дверь.

– И что вы скажете, если ошибетесь дверью?

Первый иезуит молчал.

– «Ой, простите, – с издевкой произнес второй иезуит, – мы думали, что здесь живет шпион. Вы уверены, что вы не шпион?»

– Нет, я скажу: «Вы уж простите, но мой товарищ – кретин».

– Я пожалуюсь на вас генералу ордена!

– Батюшки! – прошипел первый иезуит. – Если это не та дверь, нас все равно никто не поймет. Или вы недавно выучили шведский?

– Я надеялся выучить его в беседах с королевой.

– Только вот она все время

говорит с нами по-французски.

Они переглянулись в третий раз… посмотрели на красную дверь… на синюю… потом опять друг на друга.

– Ну все, я стучу, – решительно заявил первый иезуит.

– Эй! – крикнул кто-то.

Первый иезуит опустил руку. Оба обернулись. В доме напротив на первом этаже открылось окно, и из него высунулся человек.

– Простите? – величаво сказал второй иезуит.

– Monita s'ecr'eta, – произнес человек в окне, несколько раз заговорщицки оглядевшись.

– Что он сказал? – спросил второй иезуит.

Первый иезуит впился в незнакомца взглядом. Затем опустил глаза и уставился на дверь.

– Monita… – повторил незнакомец.

– Хватит уже!

– Он назвал пароль, – удивленно заметил второй иезуит.

Его взгляд тоже переместился на дверь дома. Он заморгал, будто цвет двери колол ему глаза.

– Мы – пилигримы в безбожной стране, – заявил первый иезуит.

– Входите. Быстро, быстро, – ответил мужчина и закрыл окно.

– Зеленая! – заметил второй иезуит. – А вы думали, что она красная.

– А вы вообще думали, что она синяя!

– Синий цвет ближе к зеленому, чем красный.

– Если у парня в этом доме почтовые голуби еще не готовы, я пошлю вас на ближайший пост летучей почты. Собственноручно, – пригрозил первый иезуит.

– Я на вас пожалуюсь.

– Послушайте, – сказал первый иезуит и остановился перед дверью. – Спорить бессмысленно. Ни вам, ни мне не нравится то, что мы здесь делаем. Но мы выполнили первую часть задания, а именно: убедили королеву, что Папа непременно хочет получить эту проклятую книгу. Теперь мы можем выполнить вторую часть и сообщить, что все идет по плану. И наконец, потом мы сможем посвятить себя своей миссии: подготовить почву для перехода в католичество этой языческой страны.

– Кому сообщить? Кому? – простонал второй иезуит. – Вам это известно? Я бы очень хотел знать!

– Наше учение требует послушания, – напомнил ему первый иезуит, – и мы будем послушны.

– Но кому именно мы послушны? Разве вы не знаете, как называют эту книгу? Может, наше послушание принадлежит сатане?

– Omnia Ad Majorem Dei Gloriam, [30] – ответил первый иезуит. – Вот наша цель.

Дверь распахнулась, и их связник выглянул наружу. Он снова бросил заговорщицкий взгляд в переулок.

– Входите. Скорее, скорее!

Второй иезуит протянул руку.

30

«Все к вящей славе Божией», девиз иезуитов (лат).

– После вас, дорогой брат, – заявил он.

Первый иезуит улыбнулся и потянул своего товарища по ордену за рукав.

– Нет-нет, брат мой. После вас. Все к вящей славе Божией, Они одновременно вошли в дверь. Мужчина из окна последний раз посмотрел в переулок, после чего сорвал клочок бумаги, который он прикрепил к двери. На нем было коряво нацарапано: OAMDG SJ – Omnia Ad Majorem Dei Gloriam Societas Jesu… Человеку, не принадлежащему к ордену иезуитов, листок ни за что не бросился бы в глаза. С другой стороны…