Наследница Кодекса Люцифера
Шрифт:
Только теперь Александра заметила, как безвольно висит сверток в руках мужчины. Она резко развернула тряпки. Голова ребенка откинулась назад; глаза по-прежнему смотрели в пустоту, но теперь они были неподвижны. Рука Александры задрожала. Мужчина поднял руку, которой держал ребенка, и головка скользнула ему на грудь; выглядело это так, как будто он держит спящую.
– Но ведь она только что… – начала Александра.
– Искра жизни в ней лишь слабо тлела, – почти нежно ответил мужчина.
– Скажите, она… она… она ваша дочь?
Мужчина покачал головой
– Что она говорила? – запинаясь, спросила женщина. – Она может вылечить ее, правда? – Ее взгляд упал на Александру, и несчастная мать схватила ее за руки. – Ты можешь ее вылечить, правда? Ведь для этого ты и пришла сюда? Ты можешь вылечить ее?
– Слишком… – сказала Александра.
– Она ушла, – сообщил мужчина. – Она оставила нас. Там, где она сейчас, ей гораздо лучше. Этот мир больше не может причинить ей боли.
– Но ее можно вылечить! – закричала женщина.
Александра закрыла глаза и медленно покачала головой.
– Ты можешь вылечить ее, – задыхаясь, настаивала женщина. – Ты сказала, что можешь вылечить ее. – Колени ее подогнулись, и она опустилась на землю перед Александрой. Она вцепилась в ноги Александры и запрокинула голову. – Ты должна вылечить ее! – проревела она в ночь. – Эта девочка – все, что у меня осталось! Как я смогу жить без нее?
– Тихо, – сказал мужчина. – Иначе сюда придут солдаты…
– Слишком поздно, – сказала Агнесс и вытерла слезы.
Она встала рядом с Александрой.
Небольшая группа мужчин, охранявших близлежащие ворота, уже приближалась к ним. В руках они сжимали алебарды, а их начальник достал из ножен шпагу. Мужчина с мертвым ребенком на руках в ужасе застонал.
– Что здесь происходит?
– Человек умер, – ответила Агнесс.
Начальник стражи посмотрел на группу несчастных; его взгляд зацепился за мать мертвого ребенка, которая сползла на землю у ног Александры. Ее рыдания звучали так, будто кто-то вонзал нож в ее сердце.
– Не очень-то она похожа на мертвую, – заявил начальник стражи.
Александра протянула ладонь к свертку лохмотьев на руках мужчины и отогнула лоскут, закрывавший личико. Ее так быстро охватила ярость, что щеки уже горели, хотя глаза еще не просохли от недавних слез.
– Вот! – сказала она.
Начальник стражи пожал плечами.
– Шум следует прекратить, – приказал он. – Немедленно.
– Это мертвый ребенок! – напомнила ему Александра.
– Ну и что? Ты думаешь, я никогда не видел мертвых детей, глупая гусыня? Кем ты себя возомнила?
– У тебя что, нет детей? Чурбан! – прошипела Александра.
– Похоронил всех пятерых, своими собственными руками, – ответил начальник стражи, и только очень внимательный наблюдатель мог бы заметить, как дернулось его лицо. – Рядом со своими стариками. Бог любит меня, он позволил мне выжить во время эпидемии – единственному. –
Он развернулся и, тяжело ступая, пошел назад. Один из его людей, молодой парень, переводил взгляд с мертвого ребенка на рыдающую мать, а затем на Александру. В тот самый момент, когда Александре показалось, что в глазах его мелькнуло сочувствие, он подмигнул ей, облизал губы и стал двигать кулаком перед нижней частью живота: взад-вперед, взад-вперед. Затем отвернулся и побежал догонять товарищей.
Мужчина со склада положил трупик у двери и поднял мать ребенка на ноги.
– Надо возвращаться внутрь, – пробормотал он. – Надо возвращаться внутрь…
Он больше не смотрел на Александру и Агнесс. Дверь закрылась за ним и всхлипывающей женщиной, которую он тащил за собой, как полено. Александра и Агнесс остались с ребенком. Агнесс преклонила колени, закрыла мертвому глаза и положила край одеяла на маленькое бледное личико. Затем она встала.
– Идем назад, на квартиру, – сказала Агнесс.
14
Александра уставилась на сидящую на табуретке толстую женщину, чьи руки, казалось, безо всякого участия разума, брали одну морковь за другой, чистили и клали в миску.
– Барбора? – ничего не понимая, повторила Александра. – Вы ведь не из нашей прислуги…
– Хочешь ли ты вновь обрести доверие к Богу? – спросила Нарбора.
– Я никогда не обрету его вновь, – услышала Александра свой голос.
– Хочешь ли ты, чтобы твоя жизнь продолжалась?
– Моя жизнь кончена.
– Хочешь ли ты бороться за то, чтобы боль, которую ты ощущаешь сегодня, миновала других?
Александра собиралась ответить, но голос отказал ей. «Что мне до боли других?» – хотела спросить она. Но промолчала. Барбора положила последнюю очищенную морковь в миску и, охнув, встала.
– Теперь ты знаешь, как меня зовут, – сказала она. – Когда у тебя снова появятся силы бороться, позови меня.
Александра позволила ей выйти на улицу, а затем взбежала вверх по лестнице и распахнула входную дверь.
– Почему я должна бороться за других?
– Потому, что каждая душа, которую ты спасаешь, возвращает тебе часть твоей собственной, – ответила Барбора.
Она развернулась и молча ушла.
15
– Хуже всего, – прошептала Александра, – хуже всего не то, что ты видишь, как они умирают, а благодарность в их глазах, когда ты говоришь им, что они выздоровеют, – хотя ты знаешь, что этого не случится.