Наследница Кодекса Люцифера
Шрифт:
Книга третья
Перекрестки
Январь 1648 года
У боли есть границы, у страха их нет.
1
Хотя солнечный свет и не проникал в обшитое панелями помещение, но он, тем не менее, чувствовался, а увидеть его можно было в улыбке Лидии, которая подняла глаза, когда Вацлав вошел в комнату. Неделю назад, на Богоявление, они еще не знали, доживет ли девочка до утра; сегодня же – и это будто подчеркивал яркий
«Впрочем, отец пациентки до сих пор не выразил ей за это свою признательность», – подумал Вацлав.
Александра, менявшая повязку на подсохших шрамах и одновременно протиравшая руку Лидии влажной тряпицей, подняла глаза. Ее улыбка согрела сердце Вацлава еще сильнее, чем улыбка девочки, хотя уже через мгновение улыбка сменилась тем подчеркнуто безразличным выражением лица, которое Александра демонстрировала ему чаще всего.
– Пора, – сообщил Вацлав.
– Уже?
– Солнце светит. Разве есть более серьезная причина для того, чтобы отправиться в путь?
Она посмотрела на него. Он надеялся, что она спросит, нет ли у него еще более серьезной причины для того, чтобы остаться, но она промолчала. Он пожал плечами.
– Братья в нетерпении бьют копытами.
Александра кивнула. Голова Лидии все глубже опускалась в подушки, и как только был завязан бант, закреплявший повязку, она заснула. Александра встала и подошла к Вацлаву. Сердце у него застучало быстрее.
– И здесь, в Вюрцбурге, все спокойно, – сказал он. – Даже расследование уничтожения ведьм, кажется, остановилось. – Он откашлялся, понимая, что попусту мелет языком, но пусть лучше так, чем произнести то, что он действительно хотел сказать. – Из Мюнстера и Оснабрюка доходят слухи, что мирные переговоры снова начались. Радикальных представителей обеих конфессий, похоже, за последние несколько недель удалось обвести вокруг пальца. Нунций Киджи, посредник Папы, который, следуя распоряжению его святейшества, все время уходил от прямого ответа, потерял значительную часть влияния – или позволил лишить себя влияния, чтобы Папа мог сохранить лицо, если дойдет до соглашений, которые противоречат интересам Святого престола. Нидерландцы и испанцы находятся в шаге от того, чтобы заключить мир друг с другом, причем выгода на стороне Нидерландов: они получат полный суверенитет и государственную независимость. Александра… – он перевел дух, – мир уже так близок, что его можно потрогать. Что еще может произойти? Испания и Франция по-прежнему находятся в состоянии войны, но, как я слышал, император Фердинанд склоняется к тому, чтобы помочь своему двоюродному брату Филиппу, а в одиночку испанцу против французов не выстоять. Ты еще не забыла…
Александра накрыла его руку своей ладонью.
– Тихо, Вацлав. Пусть Лидия поспит.
– …ты еще не забыла, о чем мы думали тогда, когда встретились в старых садах под Пражским Градом?
Александра подняла палец, будто желая закрыть ему рот, но она опоздала.
– Мы думали, что война не оставит
Он замолчал, увидев выражение ее глаз. На самом деле он так не думал. Все вовсе не было так просто. Для них двоих ничего и никогда не было простым. Она покачала головой.
– Мы тогда очень о многом думали. Но ничто не вышло так, как мы хотели.
– Ну почему же, Александра. Почти… мы ведь почти…
– У нас совсем ничего не было, – отрезала она. – Мы один раз переспали, и все. Это была ошибка.
Он ничего другого и не ожидал, но сердце у него заныло.
– Это одно из воспоминаний, которые я считаю святыми.
– Воспоминания… Если бы ты забрал у меня все мои воспоминания, я была бы тебе благодарна.
– Александра!
Она посмотрела на него снизу вверх, и от боли в ее глазах у него перехватило дыхание.
– Те немногие хорошие воспоминания, которые у меня были, превратились в пепел задолго до появления плохих.
– Воспоминание о чем-то прекрасном остается навсегда, даже если потом и случается что-то плохое. Ты слишком все упрощаешь, когда говоришь: «Я все забыла».
– Это ты все упрощаешь, не я. Нельзя повернуть колесо на тридцать лет назад, в тот день и сон, которых на самом деле никогда не существовало, только потому, что тебе хочется, чтобы они у нас были.
– Александра… Прошу тебя… Ты ведь сейчас отрицаешь то, что тогда произошло больше, чем…
– Ты отрицаешь действительность, Вацлав.
Он решил зайти с другой стороны.
– Я приехал не только для того, чтобы попрощаться. На самом деле я хотел попытаться убедить тебя…
Александра покачала головой.
– Нет. Я возвращаюсь домой с мамой и семьей Андреаса, как только дороги расчистятся и Лидию можно будет перевозить.
– Ты слишком боишься взглянуть в лицо фактам: реальность – вовсе не то, чем ты ее считаешь!
– Я боюсь, что ты вернешь меня к той точке в моей жизни, которую я уже преодолела.
– Преодолела? Ты хочешь сказать, вытеснила из памяти.
– Нет, я хочу сказать – преодолела. Я знаю, что говорю. Преодолела – оставила, переварила, справилась, осилила. Это прошлое, и все, что из этого осталось в моих воспоминаниях, – это боль, которую я тогда испытала!
Он пораженно смотрел, как она вытирает слезы.
– Какую боль я причинил тебе, которую бы ты не причинила мне в тысячекратном размере? Ты ведь знаешь, я никогда не хотел обидеть тебя.
Она рассердилась.
– Ты не понимаешь.
– Так объясни.
– Это прошлое! Прекрати, наконец, в нем копаться. Это прошлое!
Лидия зашевелилась и открыла глаза. Она растерянно посмотрела на них.
– Что случилось? – прошептала она. – Из-за чего вы спорите?
– Да так, пустяки, – хором ответили Вацлав и Александра, и Вацлав сглотнул, осознав, что отговорка оказалась куда ближе к правде, чем ему бы хотелось. Похоже, в глазах Александры все, что эти годы давало ему надежду на то, что когда-нибудь их история тоже получит правильный конец, – было пустяком.
– Мне хочется пить, – сказала Лидия.
– Я принесу тебе чего-нибудь, сокровище мое. Не волнуйся.
– Ты уже уходишь, преподобный отче?
– Вацлав, – механически поправил ее Вацлав.
Лидия слабо улыбнулась.
– Папа вымоет мне рот с мылом, если я не проявлю должного уважения, он сам так говорит.
– Я ему об этом не скажу, – натянуто пошутил Вацлав. Но Лидия уже снова закрыла глаза. Ее губы были бледными и сухими. – До свидания, Лидия. Да пребудет с тобой Господь.