Наследница огненных льдов
Шрифт:
Мороз крепчал, а мой пушистик заполз в палатку и улёгся между кукулем Тэйми и моим спальным мешком. Пока я поглаживала его густую шерсть, Тэйми решила поделиться со мной сокровенным:
– Знаю, чего ты боишься, – прошептала она. – Я вот тоже раньше боялась, а теперь всё жду, когда же мой муж осмелится обнять меня вновь и прижать к своему сердцу.
– А я не хочу, чтобы Вистинг прижимал меня к себе, – в ответ прошептала я, надеясь, что в соседней палатке наших слов не разобрать.
– Глупая, когда муж обнимает, так тепло под сердцем становится, что растаять хочется, как нерпичий жир в плошке над огнём. Ты ещё не понимаешь, но ничего, придёт время, и ты обязательно поймёшь.
– Придёт ли это время? – усомнилась я.
– Обязательно придёт, – без колебания ответила Тэйми. – Вот моя мать моего отца вначале тоже к себе не подпускала.
– Они были родственниками?
– Нет, мама родилась в долине меж трёх озёр, а на побережье её привёз её брат – мой дядя. Он присмотрел себе в невесты старшую сестру моего отца, но отрабатывать за неё не хотел, потому и предложил родителям отца обменяться невестами – он, выходит, папину сестру себе забирает, а сам в обмен отдаёт свою младшую сестру, то есть мою маму. Маме тогда лет восемь было, а отцу, стало быть, десять. Бабушка маму приняла как дочь, всему её обучила, и шитью, и готовке, и как хозяйство вести. А мама маленькой совсем была, ей не только учиться хотелось, но и поиграть с кем-нибудь. Вот с отцом она играла и в доме, и в тундре, и в лесу. Так они сдружились в детские годы, что когда пора жениться настала, мама поняла, что не мужа перед собой видит, а друга. Отец ей почти братом стал, а тут оказывается, муж он ей. Ну, раз муж, то мама всё по дому делала, как бабушка её научила, хорошей хозяйкой стала, а вот отца к себе подпускать отказывалась. Не хотела с ним за один полог ложиться, гнала от себя. Отец в печали был от такой строгости. И ведь не день и не два так продолжалось, а целый год. Бабушка маму уже ругать начала, говорила, нельзя так с мужем обращаться, даже пару раз за косы её оттаскала, а мама ни в какую. Как-то раз поругалась она с отцом, а он от обиды на маму взял лук со стрелами и в горы пошёл на толсторогов охотиться. Одного выследил и подстрелил, второго, третьего. Так зол он был, что восемь толсторогов настрелял, а как с гор доставать их полез, так сорвался со скалы и вниз на камни упал. Разбился он сильно, что кожа с волосами с головы слезла, и кость пробитую было видно. Принесли отца в дом, а он бредит, говорит, что за ним злые духи с бараньими головами гонятся, с горы скинуть хотят. Старики рассудили, что отец и вправду духов прогневал тем, что больше меры толсторогов настрелял. Не унёс бы он восьмерых, на одного бы только сил хватило, а остальные пропали бы за зря. Нехорошо зверя понапрасну жизни лишать, за такое и духов гор прогневать можно. Вот отец и прогневал. А отчего он много толсторогов стрелять вздумал? На маму был зол, вот гнев свой на зверей безвинных и выместил, за то духи ему голову и разбили. И вот лежал отец с окровавленной головой в доме, уже помирать собрался, а мама плакала, всё прощения у него просила. Тогда бабушка наказала дедушке пойти к морю и принести ей гагару. Добыл дедушка дичь, тогда бабушка наказала маме распотрошить гагару, всё из неё вынуть, только кожу с жиром оставить. Мама всё сделала, как бабушка сказала, а потом эту самую кожу с жиром натянула она на израненную голову отца, чтобы та плотно сидела как шапочка. Три дня отец бредил, а мама от отца не отходила, ухаживала за ним, духам жертвы приносила, лишь бы у них прощение за него вымолить, чтоб оставили они отца в покое, не забирали его в Нижний мир. Мама и себя винила, стыдно ей стало за то, как она дурно с отцом обращалась. Тогда она пообещала самой себе, если выживет отец, не будет она больше его обижать, никогда от себя не прогонит. А духи маму услышали и исполнили всё, как она пожелала. Очнулся отец на четвёртый день, даже рыбки поесть попросил. Долго он потом ходил с гагачьей шапочкой на голове, зато кожа к черепу приросла, даже шрамов почти не осталось. Мама с тех пор нарадоваться не могла, что отец жив, здоров. Если раньше ликовала она, что он на охоту или в море уходит и её не тревожит, то теперь не хотела она с отцом расставаться дольше, чем на день. Успела она представить, что будет, если отец помрёт, и поняла, как плохо без мужа-то жить. Научилась она ценить всё, что судьбой ей даровано. А вскоре и мой старший брат родился.
Какой интересный рассказ. И ведь не просто так Тэйми поведала мне историю своей семьи. Во-первых, теперь я поняла, в кого она уродилась с таким взрывным характером, раз готова доставать лук со стрелой, когда чуть что не по ней. А во-вторых, вывод о том, как надо ценить то, что имеешь, не ускользнул мимо моего внимания. А тут по другую сторону тента послышалось тихое:
– Какая мудрая у вас супруга,
Вот и Мортен Вистинг подслушал рассказ Тэйми. Его он, кажется, тоже впечатлил. Не потому ли, что несколько дней назад он обиделся на мою неприступность, а на следующий же день с небывалым энтузиазмом полез под пули браконьеров, как некогда отец Тэйми полез в горы за толсторогами?
Какие же мужчины предсказуемые, когда собираются совершить какую-нибудь глупость. Надеюсь, завтра Вистинг не станет подвергать себя опасности из-за того, что сегодня я отказалась ночевать с ним в одной палатке. Должен же он понимать, что я не могу относиться всерьёз к свадебному обряду аборигенов. Он сам к нему всерьёз не относится. Небось, когда мы найдём дядю Руди, по старой доброй традиции Вистинг свяжет меня, кинет в плавучую нарту и оставит так дяде Руди, как оставил когда-то в таком виде свою бывшую островную жену, когда она ему надоела.
Интересно, а когда я ему надоем? В стойбище оленеводов он так проникновенно говорил мне о том, как я нужна ему не только здесь, но и во Флесмере. А до этого и про обручальное кольцо обмолвился. Он это всерьёз или просто хотел усыпить мою бдительность? Если всерьёз, то Тэйми права, нужно ценить то, что даровано нам судьбой. Может вот оно, то самое чувство, которое я так долго искала? Вот он мой шанс быть любимой и полюбить самой всем сердцем, без остатка. Но всё равно страшно так просто довериться человеку со скандальной репутацией. И как же тогда быть? Прислушаться к голосу разума или зову сердца?
Сердце или разум, разум или сердце… Вот высплюсь хорошенько, и тогда решу.
Глава 78
Поход по замёрзшему проливу заставлял всё время смотреть под ноги в страхе наступить на трещину во льду. Шесть собак неуверенно катили нарту вперёд, то и дело скользя, но упорно цепляясь когтями за припорошённую снежком поверхность. Шикша целеустремлённо двигалась вперёд, а вот остальные собаки постоянно оглядывались назад, будто запоминали обратную дорогу.
К полудню мы наткнулись на первую трещину во льду и поспешили обогнуть её. За ней последовала вторая и третья, а вскоре впереди разверзлась протяжённая полынья с проплывающими по ней льдинами.
Обходить стороной такую громадину ни у кого желания не было, потому было принято решение переплывать препятствие на арендованных нартах-байдарках.
– Тэйми, – поинтересовался у неё Вистинг, – ты с отцом или братьями выходила в море? Грести умеешь?
– Каждый прибрежный житель умеет управлять байдаркой, – не без гордости заявила она.
– Вот и замечательно. Значит, грузи своих собак и мужа в плавучую нарту и греби к сплошным льдам.
О, как же Эспина задели его слова.
– Я и сам могу управлять байдаркой.
– Крог, вы уже один раз вышли в море, а потом я шесть дней вас искал на трёх ближайших островах. Нет уж, хватит с меня таких приключений. Кузину я вам больше не доверю, и не надейтесь. А вас самого я могу доверить только Тэйми. Так что откиньте прочь свои обиды и вперёд. Нам до потёмок ещё нужно добраться до прибрежного селения.
Эспин ничего не ответил и отправился к плавучей нарте Тэйми, чтобы проверить поклажу, отыскать вёсла, переложить кое-что с места на место и помочь собакам запрыгнуть внутрь. Что от них требуется, родные собаки Тэйми поняли не сразу, только пример бойкой Шикши заставил их залезть в нарту, которую они недавно сами за собой тянули.
Когда всё было готово, Вистинг помог Эспину подтолкнуть нарту ближе к полынье. Стоило той нырнуть носом в воду, Эспин запрыгнул в байдарку, а Тэйми в окружении собак уже держала в руках весло и принялась грести. Эспин быстро сориентировался и хватился за второе весло, а мы с Вистингом принялись готовить к отплытию своё судно.
Вистинг галантно подсадил меня, когда я забиралась в байдарку, а после весело сказал:
– Ну что, жёнушка, зови нашего лохматуна, без тебя он на борт не полезет.
– Нашего? – уцепилась я за это слово.
– Конечно, нашего. А ты разве против? Он, вроде бы, нет.
В доказательство Вистинг подозвал к себе Зоркого и тот охотно подбежал к судну. Теперь уже мне пришлось тянуть к нему руки и обещать:
– Зоркий, иди ко мне, мальчик, я тебя поглажу, почешу за ушком.
Зоркий поставил передние лапы на край байдарки, а дальше уже Вистинг помог ему найти точку опоры и запрыгнуть на борт. Всё, мы с Зорким сидим вместе, а Вистинг уже отталкивает нарту-байдару, та скользит полозьями по льду и вскоре ныряет в открытую воду.