Наследница огненных льдов

Ванина Антонина

Стоило ей это сказать, и Вистинг среагировал мгновенно. Дуло ружья уткнулось браконьеру в лоб, а тот не выдержал и рухнул на колени.

– Я не хотеть обижать красивые глаза, не хотеть обижать смуглая кожа. Я не хотеть умирать!

Вистинг не дрогнул и опустил ружьё только для того, чтобы снова пристроить дуло ко лбу униженного мужчины. Мне стало страшно. Даже Эспин не выдержал и попытался отговорить Вистинга от опрометчивого шага. Но тот и не думал поддаваться на уговоры успокоиться и отвести ружьё. Вместо этого Вистинг вкрадчиво произнёс:

– После того,

как ты своим поганым ртом оскорбил мою женщину, после того как ты задумал прикоснуться к его женщине, даже не рассчитывай, что это сойдёт тебе с рук. А ещё мне интересно знать, в селении на севере ты со своими дружками тоже развлекался на всю катушку? Пользовался миролюбием рыбаков и тем, что у них нет огнестрельного оружия, чтобы дать тебе отпор? Бесчестил женщин, отнимал пушнину, забирал улов?

– Они дикие люди, им не надо денег, – придумал тот странное оправдание своим поступкам.

– Да? А мне кажется, что это я сейчас смотрю на дикого борова. Ты, мразь, кто такой, чтобы решать, кому нужны деньги и шкуры, а кому нет? Здесь тебе не Хаконайское королевство, ваши порядки на этот остров не распространяются. Ты здесь вообще никто. Ты вне закона, и никто, слышишь, никто во Флесмере не осудит меня, если я сейчас пристрелю тебя как бешеную собаку.

Хаконаец всё понял и разрыдался. А вот Вистинг… он просто опустил оружие, понаблюдал немного за преступником, а потом повесил ружьё на плечо и спокойно сказал:

– Но я не буду тебя убивать. И твоих дружков тоже. И на это у меня есть только две причины. Первая – вы были добры с геологами и поделились с ними едой. Только это убеждает меня, что вы ещё не успели окончательно опуститься до скотского состояния. А второе – у меня для вас всех будет другое наказание. Эти милые люди, – и он указал жестом на пастухов, что с интересом наблюдали за этой сценой, – никогда просто так оружие в руки не берут. Для них любой бой всё равно, что охота. А добычей на такой охоте становятся чужие олени, женщины. В нашем случае, добычей стали вы. Рабство на северных островах ещё никто искоренять не брался. Так что твоим приятелям повезло, жить они будут. Другой вопрос, как.

– А я? – уловил подвох в его словах браконьер.

– А тебе мы, так и быть, подарим свободу, чтобы ты остался здесь и дождался, когда через пару недель сюда приплывут твои подельники. Им ты расскажешь обо всём, что сегодня здесь случилось. И ты обязательно передашь, если ещё раз хоть один хаконаец посмеет обидеть островитянина, с ним больше не будут церемониться. Заарканят, а потом будут забивать как нерпу на промысле – дубинкой и много раз, пока кричать не останется сил. И ещё кое-что. Передай своим начальникам, чтобы сворачивали здесь свою лавочку, если не хотят встретиться с имперским флотом. А они с ним обязательно встретятся, если ещё раз высадят на этом побережье очередную банду рыболовов. Всё понял?

Браконьер в ответ суетливо закивал. Вистинг попросил пастуха в чешуйчатых доспехах из множества мелких костей, ослабить петлю и снять аркан. Теперь один из узников был свободен и тут ж кинулся к окопу, чтобы добраться до вагончика и запереться

в нём. Других хаконайцев пастухи привязали арканами к нартам, чтобы заставить неустанно следовать за упряжками.

Вистинг загодя позаботился о поисках арсенала браконьеров в их домике-вагоне, и теперь в его распоряжении было три ружья, два револьвера и множество патронов. Всё это он отдал пастухам. Еду из домика он забирать не стал – мало ли, может одинокому браконьеру придётся ждать шхуну дольше обещанного. Да и охотиться ему теперь нечем, придётся питаться одними только кашами.

Под ворчание Брума, как в нём чуть не проделали огромную дырку во всё пузико, мы собрали наши пожитки. Маленькой нарточке пришёл конец – пули хаконайцев сделали своё дело. Даже рюкзаки с палатками продырявлены. Видимо, придётся сегодня вечером заняться кройкой и шитьём. Хорошо, что оленеводы пригласили нас погостить в их стойбище.

Пастухи грузили убитых оленей в пустые нарты. Четверо животных сегодня бесславно погибли. Хотя, их смерть не так уж и напрасна, ведь свежее мясо придётся очень кстати за ужином. Правда, молодые пастухи переживали – оказывается, хорошо обученный ездовой олень куда ценнее мясного из стада.

– Мортен, – подошли к нему двое воинов и спросили, – что нам делать со связанными ворами? Они плохие люди, раз обижают женщин и крадут меха с рыбой. Но ведь нам рабы не нужны, даже наши деды рабов уже не держали. И Карикиява обидится, если мы приведём к нему таких работников. Что они могут? Оленей пасти не умеют. Нет, не нужны ему лишние рты.

– Знаю, – напряжённо ответил Вистинг. – Я сказал про рабов так, чтобы запугать того, который остался у моря. На самом деле мне нужно другое. Сможете вы продержать четырёх пленников в стойбище до весны? Когда начнётся ледоход, надо бы отвести их к южному берегу и попросить рыбаков переправить этих четверых на Медвежий остров. А там, в Ясноморье, придётся уговорить местных доставить пленников в Сульмар.

– Далеко очень, – покачал головой пастух с деревянным щитом, – долго. Карикиява не захочет лишний раз таких злодеев кормить.

– Понимаю. Но пусть и Карикиява поймёт. Только в Сульмаре браконьеров могут строго наказать. Тюрьмой. Знаешь, что это такое?

– Слышал, в тёмном затхлом доме закрывают человека и не выпускают оттуда очень долго. Страшный дом.

– Вот именно. Другие браконьеры после такого побоятся высаживаться на этом берегу. Может, совсем перестанут приплывать, если тех четырёх в Сульмаре хорошенько допросят и осудят.

– Хорошо, отведём их к Карикияве и скажем, Мортен попросил подержать их у себя для хорошего дела, чтобы рыбаков возле Великой полыньи кривоголосые чужаки больше не обижали.

После этого разговора пастухи-воины спешно направились к нартам с пленниками, чтобы пуститься в путь к горам. Пока одни воины управляли упряжками, другие с костяными алебардами в руках следовали за ними и подгоняли браконьеров.

Большая часть наших вещей теперь лежала в оленьих нартах, меньшая осталась в нарте Тэйми. Идя налегке, Эспин решился спросить Вистинга: