Наследница огненных льдов

Ванина Антонина

Мне стало горько, обидно и досадно, но я не могла найти слов, чтобы просто сказать Мортену – я не могу разделить свою любовь надвое, чтобы отдать один её кусок дяде Руди, а другой ему. Так не бывает, это невозможно – отречься от одного, чтобы спасти другого. Хотя, разве не это я только что сделала?

Теперь я всё поняла и похолодела от страха. Что же я натворила? Что за наваждение застлало мой разум и заставило произнести столько необдуманных слов? Как же так, ведь я не хотела… А Мортен, неужели теперь он не станет отбиваться от обвинений в шпионаже? Даже если его осудят и казнят? А дядя Руди, как он

вернётся домой? А я, как я могу помочь им обоим? Неужели всем мечтам и надеждам пришёл конец? Похоже, теперь я останусь ни с чем. Я безвозвратно потеряла всех дорогих мне в этой жизни людей. И зачем тогда мне самой возвращаться во Флесмер? Ради кого?

Мы добрались до стойбища, когда снег почти прекратился, только ветер переносил выпавшие хлопья над настом подобно пыли. Пока Мортен развязывал меня, пастухи и их жёны высыпали из яранг и принялись откровенно посмеиваться над нами.

– Что же это за муж, раз от него жена сбегает?

– Да какой он без своего оружия муж? Уже и не добытчик, и не кормилец, и не защитник. От такого ещё как сбежишь.

Кажется, я, сама того не желая, унизила Мортена своей строптивостью. Теперь нам не будет спокойной жизни в этом стойбище. Стало быть, придётся нам вскоре сниматься с места и уходить на юг в поисках стада Терхитыны. Или Мортен больше не станет печься обо мне и оставит здесь, а сам уйдёт?

Пока он разгружал нарту, я забежала в ярангу, чтобы ещё раз увидеть Тэйми, а нарвалась на Брума, что уже больше не прятался от хозяев и сидел на краешке котла:

– А, вернулась. А я всё про тебя рассказал охотнику, как ты нас бросила. А ведь мы тебя столько времени и кормили, и поили, а ты вот так с нами. Неблагодарная.

– А ты ябеда, – отрезала я, и пошла дальше.

Тэйми снова сидела у полога Эспина, а рядом с ней стояла миска с водой, в которую Унч крошил жёлтый мох. Значит, нашли, что искали. Вот только какой толк от окрасившегося в жёлтый цвет варева? Как бы Тэйми не отравила им Эспина. Или в этом и есть истинный смысл совета из сна?

– Шела, мы нашли лекарство, – заметив меня, поделилась радостью Тэйми. – Теперь всё будет хорошо, как и говорила бабушка. Мой муж будет пить отвар и скоро поправится.

Я смотрела на бледное лицо и неподвижные губы Эспина и уже не верила, что он сможет сделать хоть один глоток.

– Ничего ему уже не поможет, – словно прочитав мои мысли, проскрипел голос немолодой женщины, что шила чижи возле очага, – помрёт скоро парень.

– Не помрёт, – жёстко ответила ей Тэйми, – я его вылечу. А потом мы уйдём отсюда и никогда не вернёмся в такое стойбище, где живого человека без спросу резать по горлу хотят. Самые злые и негостеприимные люди здесь собрались. Мы с такими больше дел иметь не станем.

– А ты не дерзи мне, – осадила её женщина. – Ты со мной вежливой должна быть, если хорошо жить хочешь. Когда испустит дух твой муж, ты что делать будешь? А у меня младший сын ещё холостой, ты ему приглянулась. Так что не артачься, всё равно с нами жить останешься. Идти-то тебе некуда.

Бедная Тэйми. Я ведь так настойчиво хотела выдать её замуж за достойного человека, но жить в стойбище грозного Питариля ни за что не пожелала бы. Не её это место и люди здесь не её. Ей надо уезжать на юг, к побережью, а лучше перебираться на родной остров, где никто ничего

не знает о настоящей северной дружбе.

Внезапно в ярангу ворвался Мортен. Я съёжилась в ожидании чего угодно, а он мазнул по мне равнодушным взглядом и заострил внимание на очаге.

– Тэйми, – обратился он к ней, – давай разделимся. Один котёл мы оставим тебе для еды, другой для чая, третий для собак, а два оставшихся заберём с собой.

– Поступай, как знаешь, – ответила она и поднесла миску с моховым отваром к губам Эспина.

Мортен не стал трогать котлы, что висели на цепях, зато начал перебирать наши вещи, будто производил инвентаризацию. Он разделил не только посуду, но и парочку примусов с керосиновыми лампами.

– Ворчун, – окликнул он Брума, – ты умеешь ими пользоваться?

– Я всё могу, – гордо откликнулся хухморчик. – И зажигать, и чистить.

Теперь настала очередь канистр с керосином. Маленькую Мортен оставил в яранге, а ту, что мы нашли на шхуне, понёс к нарте.

Потом настал черёд припасов со шхуны, кусков медвежьего мяса и остатков оленины. Мортен всё разделил из расчёта, сколько еды понадобится одной Тэйми и её семи собакам, а что останется нам. Нам ли? Выходит, он собирается сегодня же покинуть стойбище. Один или со мной?

Наблюдая за всеми этими манипуляциями, его беготнёй из яранги к нарте и обратно, я вышла наружу и увидела, как Мортен выгружает взятую мной его одноместную платку, и меняет её на двуместную. Значит, он всё-таки возьмёт меня с собой и уведёт на юг. Прямо сейчас или завтра с утра? А хухморчиков мы тоже будем делить пополам?

– Мортен, – набралась я смелости подошла к нему, – может быть, ты не будешь спешить? Я понимаю, ты на взводе…

– Ты и вдруг понимаешь? – недобро усмехнулся он, даже не повернувшись ко мне. – Из-за твоей выходки мы с тобой стали всеобщим посмешищем. Хочешь остаться здесь ещё на недельку? Ну оставайся, уверен парочку брачных предложений от самых лучших охотников ты обязательно получишь. Или не совсем от лучших и не совсем брачных. А, впрочем, делай что хочешь. Когда ты вообще прислушивалась к моему мнению?

– Мортен, пожалуйста, не надо так, – попросила я. – Мне страшно.

– А одной бежать на север было не страшно?

– Я должна была попытаться.

– Значит, попытка не удалась. Ты даже керосин с собой не взяла. На что ты вообще рассчитывала, если даже не можешь правильно собраться в дорогу?

Да, что-то я не подумала об освещении и отоплении, а ведь там во льдах веток кедрача и тальника уже негде будет искать.

Мортен и дальше нагружал нарту, а я смотрела и ждала, что же он мне ещё скажет. Опять будет ругаться? Обзовёт как-нибудь? Да пусть лучше накричит, чем будет и дальше сдерживать в себе молчаливую обиду.

Зоркий всё время крутился возле него и даже не пытался подойти ко мне. Тоже обиделся, ведь я посмела ударить его. Я и для него теперь плохая. Все меня ненавидят. А другие смеются. Только Тэйми всё равно, она всецело посвящает каждую минуту своего времени Эспину. Ей всё равно, убегу я на север, или уйду на юг – она не обидится и не обрадуется. Для неё теперь есть только Эспин. А когда его не будет, что станется с ней?

– Всё, иди, попрощайся с подругой, – сказал мне Мортен, а я на негнущихся ногах поплелась в ярангу.