Наследница огненных льдов
Шрифт:
– … превышение полномочий, и вы об этом прекрасно знаете…
Всё, больше я его не видела и не слышала, чему была несказанно рада. А ещё я поймала себя на мысли, что у отставного майора возникли какие-то проблемы, и в душе я могу только позлорадствовать ему.
Эспин же ни о чём подобном явно не думал и на чужие разговоры внимания не обращал. Оказавшись на улице, он только крепче сжал ручки чемоданов и, устремившись вперёд, сказал мне:
– Я просто уверен, что Толбот живёт в резиденции. Наверняка теперь он гость губернатора и находится под его защитой,
– И губернатора тоже, – заметила я. – Почему его нет в резиденции? Ладно бы рабочая поездка, но куда он может сбежать с острова?
– Туда же, куда и Толбот – на рыбалку. Или охоту, смотря у кого какие предпочтения. Наверняка наняли самоходную лодку и поднялись вверх по реке вглубь острова, где нет ни одной живой души, кроме звериной.
– И долго они там пробудут?
– Уверен, мы успеем застать и одного, и другого.
Поиски дома некоего Акселя Аструпа не заняли много времени. Случайный прохожий, одетый в странную шубу мехом внутрь, указал Эспину путь к реке и добавил:
– Туда иди. Дом у механика покрашен в синий цвет. Огород рядом. У него одного здесь огород, больше ни у кого нет. И собачка на привязи, высокая такая, вся чёрная, одно ухо откушено. Один механик тут собачку на привязи всё лето и осень держит, чтобы сторожила огород.
– Так ведь кончилась осень, зима началась, – невольно улыбнулся селянину Эспин.
– Какая это зима? – добродушно возразил тот. – Скоро солнце выглянет, всё растает, потом облака набегут, крупа высыплет, опять растает и опять высыплет. Такая осень.
Я посмотрела под ноги на белый покров непротоптанного снега и задавалась немым вопросом: если это осень, то какая же здесь будет зима?
Поблагодарив прохожего, Эспин пошёл в указанном направлении, и я вслед за ним. Вскоре мы и вправду приметили тёмно-синий дом за глухим забором и особенно чёрную собаку с рыжей мордой, что лаяла грубым голосом и подпрыгивала так, что над забором время от времени показывалось её откушенное ухо и оскаленная пасть. Значит, не все собаки на этом острове молчаливые и дружелюбные. Или озлобленными их делает цепь?
Внезапно калитка отворилась, и перед нашими глазами предстал пожилой мужчина с окладистой седой бородой и озорными глазами.
– А я думал, это коровы опять ломятся на мой огород, – оглядев нас, весело известил он, а после задержал взгляд на Эспине, потом на мне и сказал, – Здравствуйте. Неужели сама Шела Крог пожаловала в Кваден?
– Да, – поражённо подтвердила я, – а откуда вы знаете моё имя?
– О, нашла великую загадку, – хохотнул старик, – какая ещё уроженка Сарпаля осмелилась бы посетить наш морозильник? – Сказав это, он уже не улыбался, а с прискорбием кивнул, – Я ждал, что ты приедешь. Как только пронёсся слух, что Рудольфа Крога нашли, понял, приёмная дочь обязательно должна приехать. Да, он ведь так тепло о тебе рассказывал. А молодой человек с тобой?...
– Эспин Крог, племянник дяди Рудольфа.
Так и состоялось наше знакомство с Акселем Аструпом. Без лишних слов он махнул рукой и пригласил нас пройти во двор. Собака
– Фу, Мазут, свои.
Пёс тут же замолк. Теперь я увидела, что он сидит на крыше будки, что стоит у самого забора, и больше не пытается подпрыгивать и скалить пасть на нежданных гостей.
– Какая странная кличка, – посмотрев на пса, заметил Эспин.
– Что странного, обычное имя, – пожал плечами Асптруп. – Я его выменял у одного моториста на бочонок мазута. Здесь на острове хорошие цепные псы большая редкость, всё больше охотничьи, а они молчаливые, только на дичь лают, даже корову от участка не отгонят. А эти заразы чуть ли не каждый день пытаются вломиться на мой огород. В былые годы ведь продавливали ограду, сжёвывали всю ботву и своими копытами утрамбовывали картошку в землю.
– Так вы выращиваете картофель? – с явным интересом спросил Эспин, видимо, как и я, припомнив несчастного мальчика с тарелкой икры.
– Да вот, – расстроенно изрёк Аструп и махнул в сторону заснеженного участка земли, над которым чернели ряды небольших насыпных холмиков, а из них торчали завядшие и почерневшие кусты, наверное, картофеля. – Год на год не приходится. То дожди зальют, и всё сгниёт, то снег раньше времени выпадет.
– Неужели весь урожай перемёрз? – спросила я, и мне тут же стало грустно, что труды Аструпа пошли насмарку.
– Да что ему в земле сделается? – обнадёжил он меня. – Снег сойдёт – откопаю, просушу и сложу в погребок. Но на счёт урожая, это громко сказано. Большим он никогда не бывает. На ползимы хватит, а там уже придётся закупать банки с привозным маринованным картофелем.
– А что, картофель бывает маринованным? – не поверила я.
– Ой, девочка, на севере ещё и не такое бывает.
Оказавшись внутри небольшого, но довольно светлого и чистого дома, мы, наконец, смогли познакомиться с механиком Акселем Аструпом. Оказывается, тридцать пять лет назад он приехал на Соболий остров, чтобы поучаствовать в строительстве первой и единственной причальной мачты для дирижаблей, а после и остался в Квадене, чтобы обслуживать и ремонтировать бывающие здесь пролётом воздушные суда.
Женился Аструп весьма своеобразно: в миг слабости, когда навалилась тоска, он написал письмо, где сообщил, что ищет привлекательную молодую особу, которая не побоится связать свою судьбу с простым механиком с Полуночных островов. Это послание он запечатал в бутылку и выкинул её в море, ни на что особо не надеясь. Какого же было его удивление, когда через полгода из Рювелана ему пришло письмо от дочери рыбака, в которой она сообщала, что получила послание в бутылке. В итоге девушка переехала в Кваден, вышла за Аструпа, родила ему двух сыновей, а через пять лет заявила, что больше не может жить на острове, где для детей круглый год нельзя купить свежие фрукты, где нет нормальной еды, нормальной одежды, нормальных городских развлечений, и вообще всё вокруг угнетает и ввергает в уныние. В итоге она увезла сыновей в Рювелан, Аструп же остался в Квадене.