Наследник огня и пепла. Том IХ
Шрифт:
Ну… ну!
На этот раз мне понадобилось минуты три. Сосредоточиться. Удержать образ. Пар с того конца… И наконец — бум! Басовитый удар обрушился на уши, звоном отозвался в стенах. Всё задрожало.
Медный стакан разорвало. Он раскрылся, как бутон. Хорошо, что я держал его за самую заднюю часть — будто чувствовал. Рука горела болью, но ничего не повреждено. Весь арсенал заволокло паром. Как в бане.
Сперат глухо ругался и держался за уши ругался. Вывод: воды надо меньше.
Взял второй экземпляр. На этот возлагал большие надежды. Бронзовый, с утолщённым донышком. Больше других похож на
Третий. У него канал слегка расширяется к выходу. Капаю воду. Ещё немного. Дукаты вкатываются легко. Подправляю, чтобы легли ровно. Всё — аккуратная стопка из пяти монет.
Поднимаю руку. Чувствую нутром — верхний дукат завалился на бок. Проверяю. Так и есть. Отщипываю от сундука щепку, загоняю как маленький клин. Слегка трясу. Дукаты блокированы надёжно, сидят в столе. А вот вода выливается. Доливаю. Подхожу ближе к кирасе. Вытягиваю руку.
Бум!
Грохот страшный. Сперат позади уже ругается в голос, забыв о приличии. А я шиплю: «сссука», — и прыгаю по оружейной, роняя оружие, зажав руку между ног. Так всегда в моем мире делают, когда ломают пару пальцев. Тут, впрочем, тоже. Но тут — другое. Я лечусь. Схватившись за сломанную кисть, чувствую, как кости встают на место, уходят под кожу. Боль не уходит сразу. Будет обидно, если это отразится на на моей способности к фехтованию. Наконец, боль отступает. место неё тянущее и щекочущее чувство. И кости чешутся. Я же знаю, что это признак удачного лечения. С облегчением выдыхаю.
Схватился неудобно. Нужна рукоять. Без вариантов.
Долго ищу, куда укатился третий экземпляр. Пар мешает, развеивается на удивление долго. Наконец, нахожу. Он цел. Почти не запачкан моей кровью. Машинально нюхаю ствол — пахнет только влажным металлом.
Подхожу к кирасе. Стрелял я метров с пятнадцати. Следов от удара — никаких. Но на стене рядом нахожу дукат. Размазанный. Буквально вмятый в камень. Остальные — неподалёку. Разлет — метра два в диаметре.
Работает. Без сомнений.
Судя по отдаче, и по тому, как раскатало дукаты, — работает отлично. Осталось довести до ума. Отлить пулю… Но главное, убедиться что это может сделать каждый.
— Сперат, — сказал я, задумчиво, — А ты не хочешь попробовать?
— Я ведь не могу отказаться, да, сеньор? — грустно прогудел он.
— Можешь, — я обернулся. — Так. Ну что, сколько там кольчуг по списку?
Управление — дело простое. Определить цели. Раздать указания. Добиться отчётности. Назначить ответственных. Это уже почти привычно. Почти естественно.
Мне бы хватило пары дней, чтобы наладить производство паровых ручных пушек. Придётся немного доработать конструкцию — но это текучка.
Вместо этого я стоял на берегу канала и смотрел, как бурлаки тянут баржу.
Вязкая, тёмная вода рябит под ветром. Всё ещё пахнет влажной гарью. Может, от бывшего квартала бурлаков. А может, от погребальных костров — на площадке у канала как раз горит несколько. Сухой треск сучьев и коры.
Плоскодонные баржи, нагруженные брёвнами, погружены в воду почти по борта. Чуть выше по каналу, за пристанями, слышен стук — дерево разделывают, как туши. Лес уходит в Караэн, как кровь в песок. Лучший лес. Из него делают баржи, мебель, перекрытия,
По той стороне канала прохаживаются плотники. Я узнаю лица. Вон тот, кажется, сын Матля. Он кланяется издалека. С ним пятеро крепких мужиков. Они пришли не просто так — скоро выберут кругляк, подгонят свою повозку с быками и погрузят. Даже он придирчив. Пришёл выбрать сам. Лес — это дорого.
Похуже лес — разгружается в стороне. Его сносят на отдельный рынок, рядом с которым торгуют засохшими ветками фруктовых деревьев, хворостом, кривыми обрубками горных сосен. Это — на дрова. И на погребальные костры.
В каждой барже — десятки тонн. И они идут почти сплошным потоком. Двадцать — сорок в день. Половина не останавливается в Караэне. Сразу идёт выше, к порту гильдии оружейников, в предгорья.
Бурлаки — сгорбленные, в вылинявших рубахах, натёртых ремнях, грязных шерстяных шапках — тянут с усилием, как будто тянут саму страну. Один кашляет. Другой бормочет. Третий матерится сквозь зубы. Никто не поёт. Они больше не поют, когда подходят к Караэну.
Но это всё, что они делают. Гильдия бурлаков в ответ на моё вежливое письмо с извинениями за неприятный инцидент прислала не менее вежливый ответ, где выразила надежду на продолжение сотрудничества. Караэн — крайняя точка маршрута. Без неё половина их людей останется без работы. Они не могут позволить себе вражду.
Поэтому они молчат.
Я вспоминаю мои реторты. Пшшш — и пар. Бах — и всё вздрагивает. Пять дукатов и пара движений. Простая штука. Страшная штука. Работает. И будет работать.
Но на это нужна медь. А медь — в шахтах Таэна, где люди спускаются как в преисподнюю. С торбами с едой. С остановкой на еду на полпути — так далеко залегают еще не выработанная руда.
Олово — из-за перевала. Через Большой Забер. Осенью и весной телеги вязнут в грязи. Зимой теряют колёса на ледяных камнях. Одну повозку заменить можно. Десять — уже нет.
Я уже вижу, как заканчивается металл в Караэне. Сначала — на складах у пирсов. Потом — в литейнях. Потом — даже у самых запасливых.
Если делать паровые бомбарды, такие же, как мои первые — размером со стакан, с околонулевой прицельной дальностью — их можно будет сделать из наличных запасов сотни три. Может, пять. И всё.
Олово из Железной Империи придёт на следующий год. Если заказать прямо сейчас.
В одну купеческую повозку на четырёх быках влезает по моим прикидкам тонна груза. Или две — по хорошей дороге. Например, по выложенному жёлтыми плитами Древнему Тракту из Отвина. Но через Большой Забер везут вдвое меньше. Пятьсот килограммов.
Вчера я покупал слитки олова в бушелях. Вес — как у мешка зерна. Слиточек — с кулак Сперата. Если загрузить повозку только ими, получится аккуратный кубик со стороной в полметра и весом в полтонны.
Хорошо. Допустим, я закажу десять повозок. В месяц. Плюс столько же меди из Таэна. Она идёт по воде. Проще.
Словно в насмешку мимо проходит группа бурлаков. Только что доставили баржу. Измождённые, кряжистые, с красно-коричневыми от ветра лицами. Волоки намотаны через плечо, словно плети. От них пахнет потом, пивом, глиной. Они устали так, что даже не боятся сверкающей сталью моей свиты, что послали коней им навстречу.