Наследники минного поля
Шрифт:
Света представила себе результаты этой дрессировки: пух и перья, и воробьиная стайка уже никогда не прилетит. Сами же, дурачки, будут плакать, если их любимого Чурку этот чёрненький растерзает. Но Пашка бесстыдно ревел уже сейчас, и Свету осенило:
— Что такое коты! Котов вон и так полон двор. Хотите морского свинёнка?
И они пошли на Староконный базар, и купили самого расчудесного морского свинёнка: кудрявенького. Назвали Федосеем. Остаток дня дети возились с Федосеем, устраивали его в картонной коробке со всеми удобствами. А Света успела ещё генеральную стирку закатить и всё развесить.
Алёша
— Во, смотри, какие! Получай, жена, добычу!
— Алёшка, у меня руки отваливаются. Давай их до завтра в холодильник положим, а?
— Ты что, почистить же надо!
— Тут чистки — на два часа. А мне завтра к восьми выходить. Давай спать, а?
— Так пропадёт же рыба!
— Ну и чёрт с ней! — озлилась Света. — Как ты себе представляешь — сонная сестра на операции?
— Ну, любимая, не ждал! Чтоб такую мелочь…
— А мелочь — так садись и почисть. Кто рыбачил, в конце концов?
— Распустилась ты у меня, Светка!
— Ты что, за мой счёт самоутверждаться вздумал?
— Ладно, пусть последнее слово будет за тобой.
Он положил авоську на пол, переоделся в брюки и кремовую рубашку с короткими рукавами. И хлопнул дверью. Света бычков с чувством запихнула в холодильник и легла спать. Она была человек с характером, так что к четвёртому часу утра ей это и удалось.
Алёша ночевал у Шурика. Шурик застилал раскладушку жёлтым покрывалом, помнивших времена кафешантанов, и поучал Алёшу:
— Какая бы баба ни была, хоть самая золотая, а всё равно норовит мужика на поводке водить. Время от времени срываться надо, это ты правильно.
К его Светке, разумеется, это не относилось. Но пусть знает! Сама ж говорила: нельзя человеку радость портить. От Шурика Алёша пошёл прямо на работу, а, вернувшись с работы, сообщил:
— Я взял отпуск на две недели. Завтра уходим в Коктебель. Где мой фонарик? И рюкзак?
Света с наслаждением хватила об пол сервизную тарелку с волнистым краешком. Потом другую. Счастье ещё, что дети у деда с бабой сегодня, можно себе позволить.
— И что у вас такое делается? На вас упал буфет? — послышался из коридора заинтересованный голос мадам Званской.
Конечно, она помогла ему собрать рюкзак: он никогда не знает, где его вещи. Даже куда засунул маску с трубкой — не помнит. Не говоря уже о штормовке. Алёша понимал, что перегнул: получалось, в «наш день» его не будет дома, и это было уже некрасиво.
— Светка, ну! Ты не злись, Светка, мы по-всякому считали, не получается иначе. Это ж надо, чтоб у всех троих совпало… Шурик и так еле выбил эти две недели… что ж, теперь отменять? Ну Светка, ну что я ребятам скажу?
В общем, они кое-как помирились. Назавтра Клеопатра, конечно, никуда не ушла: надо же было оформлять документы по полной программе. Ушла послезавтра, и то во второй половине дня. В Коктебель и обратно в любом случае не успевали, поэтому маршрут утвердили до мыса Сарыч. Будет с нас. Там тоже красиво. И поныряем.
ГЛАВА 24
Ох, они поныряли! Удивительные это были места! Алёша немного огорчался, что Степан так торопил, нигде старался не останавливаться: отметили приход на погранпункте — и
— Дозаправились? Через полтора часа идём!
Видимо, он знал какое-то особое пограничное слово, иначе скорость их продвижения было бы немыслимо объяснить. Евпаторию Алёша толком не успел посмотреть, про Севастополь — и говорить нечего. Там он и на берег не сходил, если не считать причала в Камышовой бухте. А зато, как только открылась Балаклава — ахнул Алёша и простил капитана за спешку. Степан эти места знал, и знал, что делает.
Они шли дальше, и чем дальше — тем было неправдоподобней: розово-лиловые скалы громадами стояли над тёмной водой. А они ещё дальше шли, и ещё выше нависали скалы, отражаясь зеркально, уходя вершинами вниз, в глубину. Степан смотрел на Алёшу с видом щедрого хозяина здешних мест: мол, пользуйся, чувствуй себя, как дома.
— Ох, ушицы хочется! — подмигнул ему Шурик.
Они стали на якорь. Клеопартра зависла, как в воздухе, в воде невозможной прозрачности, уходящей под скалами в зелёную темноту. Алёша натянул старенький коричневый свитер. Надел маску-ласты. Взял любовно сделанное ещё зимой ружье резинового боя, закусил загубник и пошёл.
Все следующие три дня он чувствовал себя, как в раю. И старался выныривать из рая на поверхность как можно реже.
А снялись раньше, чем предполагали: что-то не понравилась Степану красивая закатная дымка, и решил он на эту ночь в бухточке не оставаться. А идти на Севастополь: все равно завтра на рассвете пошли бы, так лучше сейчас. Успеем до погоды, если лапти не плести.
Заштормило уже затемно. И пришлось в темноте менять паруса: тот ещё подарок, Алеша все руки ободрал, так рвало ветром снасти. Клеопатра шла на фордевинд, её сильно бросало из стороны в сторону. Степан крикнул что-то сквозь острые брызги. Расслышать Алёша не успел. Его шарахнуло гиком и, как котёнка, швырнуло в волну. Он вынырнул, оглушённый. Настолько у него соображения хватало, чтобы понимать: против такого ветра галсами Клеопатре не потянуть, на штормовых-то парусах. Не смогут они его подобрать. Он скинул в воде шорты, сделанные из обрезанных джинсов. Джинсы в воде лубенеют сразу. А рябчик скидывать ни к чему. Вода была не холодная, но всё же… Его подняло на волне, он огляделся: берег-то в какой стороне? Из черноты слева выблеснули два белых огонька. Туда Алёша и поплыл. Насколько берег далеко — в такой тьме было не разглядеть. Но плавал он хорошо, так что психовать было нечего.
Его прихватило судорогой, когда он уже слышал прибой. И, что было совсем паршиво — обе икры. Если пойдёт выше, на бедро… Ничего Алёше не оставалось, как выгребать теперь на руках. Огней он больше не видел: верно, они были скрыты от него теперь крутизной берега. Единственное, что он различал — это смутно светлеющие пенные гребни. Он высмотрел, где они пониже, и плыл теперь туда. Его отбросило откатившейся волной. И ещё раз. И ещё. Он сознавал, что дело становится опасным по-настоящему. Но как-то тупо. Всё равно он выплывет, Светка же без него пропадёт. Не пропадёт, подумалось ему издевательски-спокойно. И никто без него не пропадёт. Только он сам.