Наследство разоренных
Шрифт:
— И до сих пор не завела дружка? — переадресовала Лола свое недовольство с госпожи Сен. — Сколько можно тянуть? Мы даже в старые времена давали маме-папе поводы для беспокойства.
— Оставь ее в покое. Она хорошая девочка, — вступилась Нони.
— Лучше сейчас, пока не нахлынуло безумие, — с таинственным видом изрекла госпожа Сен.
— Может быть, у тебя глисты? — предположила Лола.
Нони порылась в куче всякой ерунды, наваленной на большом керамическом блюде, и вытащила упаковку таблеток.
— Вот хорошее средство
Госпожа Сен посмотрела на туберозы.
— Вы знаете, несколько капель пищевого красителя — и цветы любого цвета. Красные, синие, желтые… Мы давно так делали…
Саи прекратила гладить Мустафу, и он тотчас ее укусил.
— Мустафа! — строго воскликнула Лола. — Будешь себя плохо вести, сделаем из тебя кебаб.
Глава двадцать вторая
Ресторан «Бриджит» в деловом районе Нью-Йорка назван так по имени хозяйской суки, настолько плоской, что на нее лучше смотреть сбоку, как на газету Стены ресторанного зала сплошь в зеркалах, чтобы жующие могли восторгаться собою и своей энергичной манерой поглощения пищи.
Утром Бижу в составе штата ресторана носился в пароксизме трудовой деятельности. Пара хозяев, Одесса и Баз, за угловым столиком наслаждалась чаями «Тэйлорз» или «Харроугейт». Индийские колонии, свободная Индия — вкус чая тот же, но романтика утрачена. Ностальгия — двигатель торговли. К чаю обязательная «Нью-Йорк таймс», совместное чтение, включая даже международные новости. Новости всегда кошмарные.
Бывшие рабы и туземцы. Эскимосы и жертвы Хиросимы. Индейцы Амазонки, индейцы Чапас, чилийские индейцы, американские индейцы и индийские индийцы. Аборигены Австралии. Гватемальцы, колумбийцы, бразильцы, аргентинцы, нигерийцы, бирманцы, ангольцы, тоголезцы, конголезцы, инки Перу, эквадорцы, боливийцы, афганцы, камбоджийцы, руандийцы, индонезийцы, либерийцы, папуасы, южноафриканцы, иракцы, иранцы, турки, армяне, палестинцы, французские гвианцы, нидерландские гвианцы, суринамцы, сьерралеонтийцы, малагасийцы, сенегальцы, мальдивцы, шриланкийцы, доминиканцы, кенийцы, панамцы, мексиканцы, островитяне Маршалловых островов, таитийцы, ямайцы, всякие ботсванцы, бурундийцы, суданцы, слоновокостяне, заиряне-бужумбуряне-тутсихутяне-ибохаусяне…
И все орут: — колониализм! — рабство! — горнодобывающие хищники! — банановые хищники! — нефтяные хищники! — шпионы ЦРУ в миссионерском обличье! — Киссинджер убил моего папочку! — простить долги Третьего мира!
— Лумумба! — кричат они. — Альенде!
С другой стороны доносится:
— Пиночет-т-т. Мобут-т-ту-Чомб-бе-Кассавуббу…
— «Нестле» травит молоко! Агент «Оранж»! Грязные сделки «Ксерокс»! Нечистые руки Мирового банка! Объединенные нации! Международный валютный фонд! — И всем заправляют эти белые свиньи.
«Нестле» и «Ксерокс» — достойные-пристойные гиганты
Сколько можно!
Бизнес прежде всего. Можешь есть хлеб без масла, если его на всех не хватает. Масло получит достойнейший. Победитель.
— Естественный отбор, — говорит Одесса Базу. — Вот сидели б мы, горевали да причитали, что пришли когда-то неандертальцы, убили наши семьи большой костью динозавра, что нам бы компенсацию получить. А подайте нам за это две самые первые железные кастрюли и лакомую дочку с зубами… большие тогда зубы были, у первых людей. Да раннюю версию картофеля. На которую вроде сразу Чили и Перу претендуют.
Одесса числилась остроумной особой. Баз наслаждался ее говорком и физиономией в очках без оправы. Однажды он с ужасом услышал, как кто-то из знакомых в разговоре классифицировал ее как суку без сердца и совести, но постарался об этом забыть.
— Ох эти белые! — расстраивается Ачутан, коллега-посудомой. — Черт бы их драл. Но в этой стране они все же чуть лучше, чем в Англии. Здесь они хоть немного лицемеры. Искренне воображают, что они добрые люди.
На улице приходилось иной раз слышать:
— Катись, откуда приехал!
Ачутан привычно отвечал фразой, которую Бижу уже неоднократно приходилось слышать:
— Твой отец пришел в мою страну и обобрал ее. Теперь я приехал в твою страну получить хоть что-то обратно.
Ачутан стремился к «зеленой карте», но не так, как Саид, а в порядке личной мести.
— Зачем она тебе, если ты здесь все ненавидишь? — спросила Одесса, к которой Ачутан обратился за помощью.
Ну, хотелось ему заиметь «зеленую карту». Всем хотелось, кто любил и кто ненавидел. Чем больше ненавидишь, тем больше хочется.
Этого они не понимали.
Меню ресторана отличалось простотой: бифштекс, салат, картофель фри. Как ресторан, так и его клиенты даже гордились этой пристойной простотой.
Священная корова — обычная корова. Бижу мог бы порассуждать на эту тему.
В бизнес-ланч и в обед ресторан выглядит как армейская столовка. Костюмы молодых бизнесменов призывного возраста отличаются даже меньшим разнообразием, чем военная форма.
— Как пожелаете, мэм?
— С кровью.
— А вы, сэр?
— Сочный.
Только полные олухи требуют прожаренный. Одесса, с трудом скрывая презрение, считает своим долгом предупредить:
— Вы уверены, сэр? Жестковат получится.
Она сидит за чаем, разрывает бифштекс и вдохновляет своим присутствием прислугу.
— Послушай, Бижу, — смеется она. — Интересно получается. В Индии никто не ест говядину, а по форме ваша Индия — точно отборная часть филея с костью.