Наследство разоренных
Шрифт:
Если бы только Хариш-Харри. Толпа посетителей наглядно демонстрировала смешение понятий, подходов, концепций, систем. Индийские студенты приходили сюда с американскими знакомыми, один акцент в одном углу рта, другой в другом. Нет, они ни в коем случае не хотели выдать себя за нечто иное, за то, чем они не являлись. Они не отрекались от величайшей культуры мира…
Особая проблема — отношения полов, индийско-белые пары.
Дезипросматривали меню под ухмылочки официантов.
— Острый, средний или мягкий? — обязательно спрашивали
— Острый! — без раздумий отвечал бывалый клиент, пуская пыль в глаза сопровождающей его особе противоположного пола.
— Ха-ха, — посмеивались в кухне, тут же меняя настроение и зло бросая: — Сала!
«Бывалый» вонзал зубы в виндалу…
И виндалутотчас же огрызался всею мощью своих зубов, вышибая у злоумышленника слезы и сопли. «Бывалый» требовал йогурт, оправдываясь перед спутницей тем, что «мы в Индии всегда запиваем это йогуртом».
Для баланса, видите ли…
Для баланса…
Остро-прохладный, сладко-кислый, горько-пикантный — древняя мудрость Яджур уравновешивает, успокаивает, умиротворяет…
— Слишком острый? — ухмыляется Бижу.
— О нет-нет! — сквозь кашель и слезы.
Ни чистоты, ни гордости. Ни ясности сознания.
Хариш-Харри конфликтовал с дочерью. Она слишком американизировалась. Кольцо в носу уживалось с десантными ботинками и камуфляжем из армейских излишков.
— Сколько можно! Дай ты ей по заднице как следует, и дело с концом, — посоветовала жена.
Да нет, какое там «с концом»!
— С глаз моих! С глаз моих долой! — бушевал отец. И это не помогло.
— Я на этот свет не просилась, — аргументировала она. — Вы родили меня из эгоистических побуждений, вам нужна была даровая прислуга. Но в этой стране, отец, никто тебе не будет жопу подтирать за так.
Ни даже «зад»! «Жопу»! «Отец»! Не пападжи!Не «зад подтирать, пападжи», а «жопу — отец». Вот так. В результате Хариш-Харри напился. Он засел перед кассой и домой не собирался, а кухонный персонал с нетерпением дожидался его ухода, чтобы завалиться на столы, завернуться в скатерти и захрапеть.
— Они воображают, что мы ими восхищаемся. — Хариш-Харри засмеялся. — Когда они входят, я улыбаюсь. «Хай, хелло, как дела!» Но я б им шеи переломал, честное слово. Не могу! Может, сын переломает. Одна надежда. Однажды Джайант-Джаи улыбнется и сломает шеи их сыновьям. И они подохнут. На это вся надежда. Ох, Бижу, какой этот мир плохой! — Он обнял Бижу за плечи, проливая пьяные слезы.
Его утешал лишь подсчет доходов и прибылей. Деньги оправдывали место его пребывания, служили моральной опорой, перекрывали пропасть между нациями.
«Еще день — еще доллар, пенни сэкономил — пенни заработал, не потопаешь — не полопаешь, бизнес есть бизнес; делай, что положено — делай, как положено»… Эти аксиомы, к Бижу не относящиеся, он тем не менее повторял как подбадривающие формулы, как заклинания, объединяющие его с современниками.
— Что делать, на жизнь надо зарабатывать, — вздыхал Бижу.
— Да, Бижу, прав ты. Что мне делать, надо на жизнь зарабатывать. Взвешивать, пробовать.
Взвешивал,
Глава двадцать пятая
Шамку доставили к Аполло Тугоухому, чтобы скроить ей зимний наряд из одеяла. Хотя снегопады Калимпонг не посещали, линия снегов в горах сползала ниже, по утрам мороз схватывал ручейки, низины меж холмами.
Сквозь дыры и щели Чо-Ойю в дом проникал стерильный запах зимы. Краны и выключатели искрили, наэлектризовывалась шерсть свитеров, стреляла в тело, Саи ахала. Когда она раздевалась, сухая кожа потрескивала, волосы вставали дыбом. Губы при улыбке трескались до крови.
Навазелиненная по случаю Рождества, она прибыла в «Мон ами» вместе с дядюшкой Потти и отцом Бути, куда они принесли с собою также и запах подмокшей овцы, исходивший от подмокших свитеров.
Елка в горшке, мишура на ветках, уютные огоньки, кажется, отодвигают холод.
Батюшка Бути и дядюшка Потти грянули дуэтом:
Кто бросил тетке Мерфи в суп пуховое пальто? На этот правильный вопрос не отвечал никто. И вопрошаем мы опять, кто бросил в суп пальто?Лола, вскакивает, смеется, поет вместе с ними.
Прекрасный вечер!
Прекрасный суп в медной кастрюле Джако, крепостной ров вокруг раскаленной дымовой трубы, волнение жира золотого; скользкие, неуловимые на зуб грибочки.
— А где пуд? — В Англии этот вопрос Лолы никто бы не понял. Даже Пикси сделала вид, что озадачена.
Но здесь ее все прекрасно понимают, и Кесанг предъявляет увесистый пудинг, в котором боевое братство фруктов и орехов скреплено ароматом бренди. Освящающая корона паров бренди вспыхивает над пудингом — полный восторг!
Мустафа занимает место по своему выбору. А выбирает он, как всегда, колени Саи. Сначала мордой к огню. Потом задом. Зад отогревается, оттаивает до такой степени, что с него вдруг течет на кресло струйка — и кот с воплем вскакивает и пронзает возмущенным взглядом Саи, как будто обвиняя ее в этом безобразии.
Ради торжественного мероприятия сестры достали присланные из Англии украшения, похожие на мятные пряники. Снежинки, снеговики, сосульки, звезды… Маленькие тролли, эльфы-сапожники. «И что в сапожниках, троллях или эльфах рождественского?» — недоумевала Саи. Остальное время года эти игрушки проводили в обувной коробке «Бата» на чердаке вместе со сказкой о привидении в белой ночной рубашке, которым сестры пугали Саи, когда она впервые появилась у них.