Наследство старого аптекаря

Любимова Наталья

– Дей-ссс-твуй! – махнул он рукой на Рябинина. – Придет-ссс-я задержать-ссся! – пожал пристав плечами, фокусируя теперь взгляд на старосте. – Ничего не поделае-шшшь, слу-жжж-ба!.. Наливай! – постучал он по пустой рюмке вилкой. – И давай выпьем за ува-жжжа-мых людей, коими мы с тобой являемм-ся, – икнул он. – А ты иди работай! – показал жестом он оперативнику на выход.

– Есть, идти работать! – отлично сыграл роль подчиненного Рябинин.

– Завтра к вечеру приде-шшшь доло-жжж-ишшшь! И смот-ррри, у меня! – погрозил кривым пальцем становой пристав, чтобы

придать себе важности.

Поужинав у Бурова, Рябинин и Антонов вышли во двор. Уже было темно. Большая часть неба была затянута облаками. И только сквозь их дыры были видны подмигивающие звезды.

– Ну, как расследование? Сдвинулось с мертвой точки? – спросил Роман друга.

– Надо опросить всех, чтобы была полная картина, – потянулся оперативник. – Не хочу делать скоропалительных выводов. Сначала нужно все проверить.

– Ну, а версии у тебя есть? – сгорал от любопытства Антонов.

– Есть. Но это только версии. Пока слишком мало информации, – снова ушел от прямого ответа оперативник. – Устал я, пойдем спать. Вот завтра в соседнем селе побываю и тогда уже поделюсь с тобой предположениями. А пока слишком много вопросов без ответов.

– Хорошо. Пошли спать, партизан! – буркнул недовольный Антонов, и стал подниматься на крыльцо.

– Доктор! Доктор! – кто-то позвал его с улицы. – Хорошо, что вы еще не легли, там сноха моя никак не может разродиться. Сутки уже мучается.

– А что-ж вы только сейчас пришли? – удивился и рассердился одновременно Антонов.

– Так я из Озерков, пока дошла. Ноги больные, старая я уже, чтобы как козочка бегать. А послать кого помоложе боязно. Девки-то вон молоденькие пропадают. Парни все на войне. В деревне одни старики, да дети. Села на скамейку пожилая женщина.

– Василий, а можно у кого-нибудь лошадь раздобыть? Спросил Антонов.

– Сейчас сбегаю к Мишке Соленому, раздобуду, – спустился с крыльца Буров.

Пока Антонов собирал инструменты, Василий вернулся с запряженной в дрожки¹² лошадью.

– Я с тобой поеду, – накинув на плечи куртку, пошел вслед за Антоновым Рябинин. – Все равно с утра в эти «Озерки» собирался.

Дорога заняла около часа. Накрапывал мелкий дождь, где-то вдалеке полыхали молнии и доносились раскаты грома.

– Хоть бы успеть до грозы, – подгонял лошадь Буров. – Но, родимая! Пошевеливайся!

Как только въехали в деревню, полил дождь, как из ведра и ярко сверкнула молния. Рябинин резко спрыгнул с повозки и крикнул остальным: – Быстрее в укрытие!

Антонов помог женщине слезть с дрожек, и с силой потащил ее под крышу стоящего рядом сарая. Вслед за ними ведя лошадь под уздцы поспешал Буров. Рябинин схватив саквояж Романа, бежал вслед за ними.

Молния словно целилась попасть именно в него, и посылала разряды один за другим. Они то и дело, как стрелы врезались в землю в каком-то метре от оперативника. Он прыгал между ними, как заяц запутывающий свои следы и не секунды не стоял на месте. Как только он оказался под крышей, молния ударила в сарай, и соломенная крыша загорелась.

Лошадь заржала, встала на дыбы, вырвалась из рук Бурова и понеслась галопом в темноту.

– Стой! Куда ты?! Проклятущая скотина! А ну, вертайся назад! – пытался Буров вразумить и вернуть испугавшуюся лошадь. Но той было все равно, она летела по деревне, подкидывая на ухабах и кочках дрожки.

– Сам-то куда?! – Остановил его схватив за руку Антонов. Убьет-же тебя молния!

– А если лошадь потеряю, меня Мишка убьет! Это его единственная кормилица, – сокрушался Буров.

Молния еще несколько раз била в крышу сарая. Сгущалась темнота, страх и вонь наполняла легкие путников. Женщина упала на колени и стала неистово молиться.

– Господи! Спаси и сохрани нас грешных! – крестилась она. – Прости наши грехи вольные и невольные! Защити нас, рабов твоих…

Антонов достал из внутреннего кармана кожаный мешочек и вынул из него кольцо…

Голубой свет развеял темноту, гроза прекратилась, а крыша сарая потухла.

– Во истину, чудеса твои Господи! Слава тебе! Слава отцу, и Сыну, и Святому духу! Аминь! – озиралась по сторонам женщина и целовала нательный крестик.

– Да! Слава, Богу! – тоже перекрестился Антонов.

Только Рябинин стоял и растерянно смотрел на всех. Он не знал, как себя вести в такой ситуации. Но трясущаяся рука, сама перекрестила его.

– Аминь! – выдохнул он.

– Я пойду Бурову помогу лошадь найти, – вышел он из укрытия.

– Хорошо. А мы к пациентке, – взял свой саквояж Антонов. – Показывайте, куда идти, – обратился он к женщине.

– Да тут уже недалече, – поправила она платок на голове и указала рукой в какую сторону им нужно идти.

Войдя в старенький дом с камышовой крышей, Антонов в блеклом свете лампадки и сальной свечи за печкой разглядел цветастые шторки. Оттуда доносились протяжные женские стоны.

– Лариса, дочка, я доктора тебе привела, – зашла за шторку женщина.

– Да, помрет она, – вздохнула сидевшая рядом с той бабка-повитуха. Слабая она, крови много потеряла. Плод большой не идет.

– Да, замолчи ты Филимоновна! Без тебя тошно! – прикрикнула свекровь на бабку.

– Отойдите все! И сколько есть свечей, все зажигайте. Окно откройте, духота ужасная! – скомандовал Антонов.

Женщины вышли и стали суетиться по дому.

– Воды вскипятите, тряпки чистые давайте, – крикнул через плечо Роман склонившись над роженицей.

Девушка была совсем молоденькая. Рыжие волосы разметались по подушке, на лбу выступили капельки пота. Антонов достал фонендоскоп и стал слушать сердцебиение плода. Оно было нитевидным.

– Ребенок еще жив, но лежит неправильно. Нужно делать кесарево сечение, – поставил диагноз Антонов, после осмотра.

– Что делать? – не поняла свекровь.

– Разрезать живот, достать плод, зашить живот, – пояснил он.

– Так ведь она умрет. Что я скажу сыну, когда тот с войны вернется. Что я позвала доктора, а он зарезал твою жену? – заплакала свекровь.