Настоящее в будущем
Шрифт:
— Чего ты хочешь, Белль?
— То, что важно. Любовь, счастье, семью.
— Любовь, счастье, семью, — вдумчиво повторил он. — Ты хочешь любви? Ищи! Потому что меня ты не любишь. Меня ты не принимаешь. Ты хочешь счастья? А его без любви быть не может. Ты хочешь семью? Но семья без счастья — дело пропащее, поверь. Я не могу тебе этого дать. И не смогу, как бы ни старался.
— Чушь! Я люблю тебя, — убеждала Белль. — Как иначе?
— Мы постоянно ругаемся, — возразил Румпель, — постоянно. Ради тебя я выворачивался, как мог, но тебе всё не так. А большего, дорогуша, я сделать не могу.
— Да, у нас есть разногласия.
— Разногласия… Разногласия, — Голд рассмеялся, а потом очень строго добавил. — Белль, это не разногласия. Это катастрофа. Твои «разногласия» длятся
— И что? Это конец? — Белль готова была расплакаться. — Вот так просто?
— Я не вижу других вариантов.
— Я люблю тебя…
— Да-да… — закивал Голд. — Поэтому мне пришлось продать целый город, чтобы разбудить тебя.
— Дело не в тебе, — согласилась Белль, — дело во мне. Я не принимала тебя, но не потому что я тебя не люблю. Я не принимала тебя, потому что и себя я тогда не принимала. Мой отец бы тоже не смог, если бы попытался.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю! Слушай… — она взяла его за руку и прикоснулась к ней губами. — Прости меня. Я совершила ошибку. Мне очень, очень жаль.
— Белль… — он попытался отстраниться, но она не позволила.
— Чего ты хочешь, Румпель?
Голд не ответил, но ей стало понятно, что развода не будет, что он не хочет уходить от неё, но это всё же не означало, что он хочет быть с ней, хотя она и надеялась. Так или иначе, но в тот день старая фарфоровая чашка была найдена и склеена, а желание проверять её на прочность совершенно исчезло.
Следующий год, проведённый ими в Сторибруке, был по-настоящему безумным. Это безумие проявилось не в монстрах и не в каких-то внешних захватчиках, а совсем в ином. В городе стало слишком спокойно, и многие семьи, расслабленные и безмятежные, решили обзавестись наследниками. Родились дети Ноланов и Джонсов, и ещё уйма принцев и принцесс в семьях строителей, рыбаков и продавцов. И Голдов это безумие стороной не обошло. Однажды, холодным мартовским вечером, не покидая особняка, миссис Голд подарила мистеру Голду сына. Мальчика назвали Адамом Арчибальдом Голдом, по настоянию матери, и его долгое времяникому не показывали, по настоянию отца. Румпель отгородился от всех больше прежнего, и если бы он мог выстроить вокруг их особняка крепостные стены и вырыть рвы, то Белль была готова биться об заклад, что так оно бы и было.
Как-то утром в Сторибруке произошло небольшое землетрясение. Несколько сильных толчков. Повсюду раздавались звуки бьющихся стёкол и орущих машин. Из особняка Голда сложно было оценить ситуацию, представить всеобщую панику. Представить, как люди, сбиваясь в маленькие нервные кучки, требуют ответов у Реджины, Белоснежки и Дэвида, Эммы и Крюка. Было вопросом времени, когда те в свою очередь прибегут за объяснениями к Голду, который уже где-то месяц не покидал особняка и ни в чём криминальном замечен не был. И они пришли, ворвались без стука со всей присущей им бестактной прямотой.
— Мисс Свон, точнее, миссис Джонс! Чудесно, что вы заглянули, — протянул Голд, чьи слова нужно было расценивать как «убирайся отсюда, пока я не свернул тебе шею». — Не объясните мне, что происходит?
Белль при этом не присутствовала, только слышала разговор, сидя на лестнице, ведущей на второй этаж. Слова Голда заставили её напрячься. Внизу, в гостиной, явно разгорался конфликт, который мог привести к неприятным последствиям в будущем.
— Вот ты и объясни, — грубо сказала Эмма. — Что это было?
— Вы знаете, миссис Джонс, фамилия Свон вам шла куда больше, — невозмутимо продолжал Голд. — Не такая тривиальная, как Джонс. Подумайте об этом.
— Заканчивай, Крокодил! — прорычал Крюк. — Отвечай!
— Тьфу, как некрасиво, — усмехнулся Голд и, видимо, встал со стула, насколько Белль могла понять по звуку. — Пришли в чужой дом без спроса, без стука, выдвигаете непонятные беспочвенные обвинения.
— Не столь и беспочвенные, — раздался голос Реджины. — Не ты ли не так давно продал весь город?
— А тебе стоит вообще придержать язык, дорогуша, — голос Румпеля стал жёстким и злым. — Как продал, так и вернул. К данной ситуации, уверяю, я совершенно непричастен. А теперь, пока я не напомнил вам, почему и из-за кого мне пришлось продать целый город, покиньте
Они ничего не сказали в ответ, но дом покинули. Один за другим они выходили из комнаты, проходили по коридору к парадной двери и за ней исчезали. Эмма вышла последней и, бросив мимолетный взгляд, заметила Белль. Глядя на Белль с сочувствием, смешанным со стыдом и смущением, Эмма махнула ей рукой, одновременно в качестве приветствия и прощания, и Белль сдержанно улыбнулась и кивнула в ответ. Она навсегда запомнила этот момент: будучи таким простым и незначительным, он всё же был чрезвычайно необычным. Перед своим отъездом из Сторибрука Белль простилась с немногими людьми: с отцом, бабушкой Лукас, с Лероем, но вот сейчас, спустя много лет, она не помнила, как прощалась с ними, а Эмму, остановившуюся на минутку посреди коридора ради этого лёгкого и многозначительного жеста в её сторону, помнила. Решение об отъезде было принято чуть позже тем же утром. Предложение уехать в Нью-Йорк просто слетело с губ Румпеля в виде шутки, хотя и было совершенно серьёзным, и Белль ухватилась за него, как утопающий за спасательный круг.
Нью-Йорк поразил её в самое сердце. Город был просто потрясающий. Идеальное сочетание красоты и безобразия, но первые полгода Белль видела только красоту: парки, фонтаны, библиотеки, музеи и театры. И только потом стала замечать грязь, бездомных на улицах, смерть и разрушения. Этот большой мир оказался очень жестоким и опасным, но однако для них он был безопаснее, чем Сторибрук. Половина проблем и неприятностей, с которыми сталкивались миллионы людей каждый день, обходили их стороной или казались не столь существенными. И пусть иногда Белль становилось неуютно от осознания собственного благополучия, ей всё же было хорошо здесь, хорошо со всем тем, что она имела. Иногда ей просто нравилось выходить из дома и смешиваться с суетливой безумной толпой.
В середине 2017 они арендовали огромную квартиру в Верхнем Вест-сайде и прожили в ней следующие семь лет. Квартира состояла из огромной гостиной, объединённой с кухней, четырёх спальных комнат и кабинета, который Голд моментально оккупировал и превратил в подобие своей лавки. К концу того же года Белль овладела жажда деятельности, и не без помощи Голда она открыла книжное кафе «Golden dust» в Мидтауне. Голд стал совладельцем, влил начальный капитал и помог оформить лицензию, а она сделала всё остальное: нашла и оформила помещение, подписала договора с поставщиками и наняла персонал. Первые два месяца она проводила там по десять часов в сутки, но усталости не чувствовала, и это принесло плоды. Её детище очень быстро окупилось и начало приносить стабильный доход. В нескольких газетах появились хвалебные отзывы. Голд прислал ей в кафе стопку тех газет с обведёнными заметками и одну белую розу с запиской: «Прекрасной жизни милое начало». Записку она до сих пор хранила, как напоминание о той нереально прекрасной жизни, невзирая на то, что это ощущение было сродни ностальгии, нежели истины. Румпель был бесконечно прав, называя это началом. Белль прочитала очень многое из того, что продавала в своём магазине, а ещё продавала книги она в основном не занятым своими повседневными проблемами людям, а студентам университетов, которые часто сидели в её заведении, споря о политике, религии, экономике, об истории и философии, об искусстве и литературе. Во время своей работы она часто прислушивалась к этим претенциозным раздутым речам, больше похожим на упражнения в красноречии, нежели на нечто серьёзное, но даже в них были недоступные её пониманию темы. Она записывала для себя все возникающие вопросы и потом упорно искала на них ответы. В итоге поверхностное общение со студентами, маленькие исследования и природное любопытство привели её к дверям Колумбийского университета. Она решила, что не скажет Румпелю, пока не получит письмо, подтверждающее факт её зачисления. Как-то утром, часов в шесть, она нашла в почтовом ящике большой увесистый конверт, где было письмо с поздравлениями и стопка документов и справок, которые необходимо было заполнить. Со всем этим она прошла в гостиную, где Голд проводил утренние часы в компании своих утренних друзей: газеты и чашки противного травяного чая.