Настоящее в будущем
Шрифт:
— Одним словом, ему нужен Голд, — сказала Реджина и скрестила руки на груди.
— Да, — кивнул Генри. — Но если Голд умрёт, то многие важные и нужные события просто не произойдут. Даже представить боюсь, куда буду возвращаться в этом случае. Однако, есть и ещё кое-что.
И тут Роланд с силой пихнул его локтем в рёбра так, что у Генри даже дыхание перехватило.
— Что? — возмутился Генри. — Им нужно знать!
— Нет, не нужно, — хрипло вымолвил Роланд. — Всё очень просто: этот человек и пальцем не должен коснуться кого-либо из Голдов. Всех Голдов. Это всё, что нужно знать.
Генри наградил Роланда долгим задумчивым взглядом и молчаливо согласился. После, заставив всех
— И где же вы будете спать? — веско спросила Реджина. — В тюремных камерах?
— Да, — улыбнулся Генри, — они удобные. Я к ним уже привык.
Увидев ужас на лицах своих мам, Генри поспешил успокоить их, сославшись на плохое чувство юмора.
— Почему ты не дал мне рассказать про Коль? — спросил Генри у Роланда, когда все окончательно разошлись. — Это очень важный факт, между прочим.
— Это ей решать, — отрезал Роланд, — и только ей. Ты не смеешь говорить об этом.
— Роланд, она слаба. Уязвима. Она может всё испортить.
— А кто, если не она? — вскипел Роланд. — Ты? Ты-то как планировал это сделать? Прийти сюда и заставить всех своих родственников разбираться с твоими проблемами?
— Ты так же бесполезен, как и я. И ей ты помочь не в состоянии.
Роланд рванул к Генри, вцепился руками в края его куртки и припечатал к стенке. Лицо его покраснело от гнева.
— Не смей ничего говорить о ней, понял?
— А иначе что? — усмехнулся Генри. — Побьёшь меня?
Роланд сжал руку в кулак и с силой ударил им в стену. На костяшках пальцев выступила кровь, но ни крови, ни боли Роланд не замечал. После он просто отпрянул от Генри, подобрал свои вещи и двинул к выходу.
— Роланд, куда ты? Куда, а? — крикнул вслед Генри, пытаясь остановить, и когда ему не удалось, добавил: — Пошёл ты, Роланд. Пошёл ты.
***
Всё шло по его плану. Девочка пришла следом за ним. Даже если ничего не выйдет конкретно с ней, то у него всегда есть второй шанс с её отцом. В этот раз он не проиграет. Конечно, сомнения по поводу вовлечения в игру мистера Голда были, но, не взирая на риск, он был его счастливым билетом. Голд был слабостью девочки. Ради него она на всё пойдёт. Ради него и всех остальных. Было в ней это — отвага, жертвенность с легкой примесью безумия. Отчаянная душа, да ещё и любящая. Величайшая слабость всех людей — любовь, ведь когда люди любят, они неизменно убивают любимых. Любимых убивают все и всегда. Бывало, к Бритте попадали дети, приходившиеся друг другу братьями и сестрами. Чтобы раскрыть их потенциал, Бритта играла на их чувствах друг к другу. Говорила братику, что убьёт сестричку, если тот не сделает что надо, а потом то же самое говорила и сестричке. Конечно же, в итоге умирали оба, а Бритта получала желаемое быстрее обычного.
— Любимых убивают все, — говорила Бритта. — Убивают из благих побуждений. Любовь — самое страшное оружие. Она и сила, и слабость. Главное правильно разыграть эту карту, Синдальт.
Он навсегда запомнил эти слова. Потому радости его не было предела, когда он отыскал в этом мирке, в его мирке, Тёмного и обнаружил, что Тёмный женат, что у Тёмного есть дочь. Милая, умная девочка… И, конечно, план сам собой родился в его голове. Он поймал девочку и заставил её
Синдальт сел на землю посреди сторибрукского леса и начал читать очень сложное и длинное заклинание. Он читал его несколько часов кряду, пока оно не вошло в силу и по городу не распространился густой серый туман. После этого он перешёл к подготовке своего убежища. Пока всё шло согласно плану.
***
Роланд Гуд ушёл от своего приятеля Генри Миллса в расстроенных чувствах. Он понял, что не может полностью доверять ему. На самом деле он никому не мог доверять. К Роланду вернулось старое чувство гнетущего одиночества, преследовавшее его с самого детства и оставившее его лишь однажды, и то ненадолго. Но он готов был умереть за это ненадолго. Всю ночь Роланд пробродил по улицам Сторибрука. На них он и застал серый туман, необычайно плотный. Роланд не мог рассмотреть собственные пальцы. Он попытался занять наиболее безопасное положение по отношению к вещному миру и застыл. Серый туман продержался недолго, растаял с первыми лучами солнца, но на смену ему пришло нечто иное — неестественная странная серая грязь. Серая грязь по всему городу, в каждом уголке. Она въелась в стены, скопилась на обочинах дорог. Не нужно было быть магом, чтобы понять, насколько необычной и опасной могла оказаться эта штука. я.
Роланд вернулся в офис шерифа. Генри уже не спал и как раз готовил чай..
— Видел туман? — спросил он у Генри. — Есть соображения, что это?
— Ни малейших, — покачал головой Генри. — Нам нужна Коль.
— Не думаю, что она будет работать с нами, — возразил Роланд, — и с ними. Хотя уверен, что они с Голдом скорее разберутся в этом. Ты должен уйти, Генри.
— Уйти? — Генри удивлённо повел бровями. — Да ни за что! Пока не буду уверен, что всё закончится. А ты, значит, останешься? Что у тебя с Коль?
Если бы он знал, что у него с Коль. Он даже не успел подумать над ответом, как в офис зашла Эмма.
— Что происходит? — требовательно спросила она. — Что это за туман такой? Что за грязь? И дым на границах и в лесу?
— Неизвестно, — сказал Генри не оборачиваясь, но затем обернулся, прыснув чаем. — Стоп. Какой ещё дым?
Они проследовали за Эммой к её машине и отправились к одной из границ Сторибрука. Действительно, возле самой границы стелилось что-то вроде серого дыма, но если подойти вплотную, то это больше напоминало желе. Помимо них у границы стояло ещё двое — сестры Миллс. Реджина дружелюбно поприветствовала их, когда они вышли из машины. Зелена была несколько сдержаннее. Ей стало как-то неловко от присутствия Роланда. Взрослого Роланда.
Отношения Роланда с семейством Миллс были особыми. Генри был его единственным другом в Сторибруке и сыном женщины, которую его отец любил больше собственной жизни, и он останавливался в их доме, когда приходил из Зачарованного леса в Сторибрук. Генри часто служил чем-то вроде буфера между ним и Реджиной, так как оставаться наедине с Реджиной он не мог: на них накатывали воспоминания о Робине, святом и чистом образе для них обоих. Нет ничего страшнее общей боли, связывающей людей. Они могли часами молчать о нём, после чего Роланд пытался справиться с собственными чувствами и быть мужественным, а Реджина тихо отворачивалась, утирая слёзы, и ему было больно это видеть. Он любил её, считал частью своей семьи, жалея, что по-настоящему она ею так и не стала.