Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?
Шрифт:
Правильно рассуждают специалисты по борьбе с мздоимством: дескать, во многом виноваты мы сами, мы, обыватели, читатели, писатели, предприниматели и прочая публика, общающаяся ежедневно с чиновным кланом. Несем врачам, учителям, тренерам, начальникам. Но это не зло, это знаки внимания, во всяком случае, до того момента, пока не принимают серьезных размеров, или до момента, когда презенты начинают вымогать. Зло рождается в кабинетах, куда надо «занести» за разрешительную подпись. И суммы там несопоставимы со стоимостью коробки конфет и бутылки коньяка.
Опять же — родственнички. Вся страна оборжалась после публикаций о доходах наших правящих верхов. На всех управителях плохо сидит тришкин рваный кафтан, благодетельницы-супруги одевают, обувают и кормят своих
Кстати, и Ю. Лужков задекларировал сущие пустяки из своего имущества. Особенно, конечно, умиляет старенький автомобиль на 100 гектарах калужской земли. А на ком, интересно, табуны, ульи, коровы, хоромы в Молоденове и за кордоном?
И если «Дом отдыха правительства Москвы «Молоденово» на самом деле казенная дача, то кому принадлежит населяющая ее многочисленная живность, одно перечисление которой, думаю, представляет ба-а-альшой интерес. Коровы, лошади, овцы, козы, куры, утки, гуси, индейки, кролики, страусы, павлины, фазаны и, конечно, пчелы и собаки. Все это семейство разместилось на площади в 49 гектаров, обеспечено хозяйственными постройками, сараями, денниками, тренажерами и площадками для выгулов, навесами для прогулок и прочими удобствами.
Теперь можете себе представить, что на этих площадях построено для людей, если по полной программе обеспечены скотина и птица. Для такого количества живности требуется много воды, и устроители дачи мэра незаконно «прихватили» часть реки Слизни, впадающей в Москву-реку. Поскольку за высокие заборы и сквозь охрану никакие инспекции и санитарные влачи не допускаются, то скорее всего, отходы жизнедеятельности всей живности спускаются вниз по течению к Рублевскому водозабору.
Хороший хозяин Парамоша.
Особенно если учесть, что на той же Рублевке на площади уже в 60 гектаров он строит (а может, уже и построил) настоящий замок, один в один копирующий дворец в Павловске Ленинградской области. Здесь предусмотрен музей оружия, которое ему натащили за столько лет, бункер, который не возьмет ни одна бомба, и прочие «прибамбасы», намытые из пластмассы.
И это не все, как многие догадываются. Хотя что тут догадываться, когда Ю. Лужков собственной персоной представал перед камерами телевидения в Медыни Калужской области, где он построил молочно-товарную ферму. А я долгое время не мог взять в толк — с чего бы это в московских школах второй год подряд море разливанное молока под названием «Большая перемена». В больших пакетах, в маленьких — едва ли не полы моют в школах этим самым молоком — такое его количество подгоняют услужливые чиновники от школьного питания — неужели В. Малышков и здесь руку приложил? — обеспечивают стабильный и регулярный сбыт производимой на ферме бывшего мэра продукции. Наверное, на этом его свечном заводике и передовая технология — да, точно, он сам с гордостью показывал и рассказывал — и зарплата у работников достойная, и прибыль зашкаливает.
Кто там заикается о протекционизме?
А в школах, между тем, детей кормят черт знает чем… с обязательным молочным соусом.
Ну да ладно, нажил и нажил. Мэр такого города не имеет права быть нищим, а то над ним, бессребреником, все смеяться будут, а вот бояться никто не будет — что это тогда за начальник? Тем более что даже при соблюдении личной выгоды он наворотил в городе вона сколько! Одно перечисление объектов, к которым он приложил руку, начиная от Иверских ворот и кончая гигантским замыслом Москва-Сити и кольцом новых высоток, займет не одну страницу. В этом ряду особняком стоит один из самых ранних его подвигов — выведение москвичей с плодоовощных баз
— Давайте теперь вспомним, — говорил Ю. Лужков в 1996 году, — что было пять-семь лет назад. Это ведь было не так давно, но это надо вспомнить. Надо вспомнить, чтобы увидеть результаты усилий на данном направлении, прежде всего в организации и решении экономических проблем; чтобы знать, почему город может сегодня спокойно жить и работать в условиях завозных кампаний, которые раньше буквально разваливали на два с лишним месяца нормальную работу организаций и предприятий столицы, — заметил он.
Итак, действительно, давайте вспомним, как это было. Заместитель председателя шефской комиссии Краснопресненского райкома партии Борис Бабанин целый день «сидел на телефоне» — звонил во все организации, шефствующие над Волоколамским районом, и просил срочно отчитаться за сделанное во второй декаде октября. Отчеты все получались на одно лицо: выделено на уборку картофеля и овощей столько-то, на разгрузку вагонов столько-то и т. д. Показатели у всех были примерно одинаковые, стабильные на протяжении полутора месяцев, в течение которых продолжалась страда по завозу и закладке на зимнее хранение плодоовощей, хотя пик ее настал только теперь, когда созрел урожай в Подмосковье.
Много лет занимается Б. Бабанин этой работой. Знает, сколько поставляет продукции не только район, который он ведет, но и все Подмосковье. Конечно, год на год не приходится, но количество завозимого, например, картофеля превышает 500 тысяч тонн, овощей — 700 тысяч тонн и т. д. Город ждет, город требует, город помогает.
«Перевезти эту массу, заложить, сохранить — ох какая нелегкая задача», — думал Борис, глядя на колонки цифр перед глазами, и поднялся, чтобы отнести сводку в штаб.
Через некоторое время в научно-исследовательских институтах, проектно-конструкторских бюро, конторах и магазинах зазвонили телефоны — количество людей, выделенных на завтра для работы на овощных базах, должно быть удвоено.
Зазвонил телефон на моем столе.
— Михаил Александрович, — сказал в трубку кадровик, пытаясь придать голосу твердость и уверенность, поскольку реакцию на свои слова уже знал, — назавтра не 7 человек на базу, а 15. Из них — 5 мужчин в ночь, с ноля часов.
А я, как только понял, что говорят из отдела кадров, сразу догадался, о чем пойдет речь, но в такой промежуток времени, как телефонный разговор, найти убедительную причину, по которой можно не дать людей, очень трудно. То есть не давать людей вообще нельзя. Тут пришьют и «непонимание момента», и «срыв реализации продовольственной программы», и все что угодно. Можно попытаться отбиться только от какой-то части задания — послать, допустим, не 15, а 10 человек, но коль эта цифра будет названа, надо стоять насмерть. Уступишь один раз — и провал. С каждым звонком цифра будет возрастать, а желание бороться против этого уменьшаться.