Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?
Шрифт:
Надо сказать и о том, что газеты захлебывались тогда не только от восторга. Несмотря на то что Лужкову удалось совершить невероятное, а именно — вывести с плодоовощных баз «привлеченных», его опыты и эксперименты привлекали все больше внимания контролирующих органов. Особенно старался Комитет народного контроля СССР. Руководителя Мосагропрома трясли на заседаниях, как грушу, ему приписывали поступки, которых он не совершал, его обвиняли в том, чего он не делал. Ему объявляли выговоры, его штрафовали, и разговоры о том, что его направили в это пекло, чтобы он свернул там свою крепкую шею, — так напугал Ю. Лужков всех функционеров от партии и от советской власти своей
На него взвалили это дело, как на новенького, он к тому моменту не проработал в Мосгорисполкоме и двух лет. А появился он в Красном доме на Тверской, 13, с началом горбачевской перестройки, когда новый первый секретарь горкома партии по фамилии Ельцин начал перетряхивать старые во всех смыслах кадры. Он не был здесь новичком, поскольку несколько лет возглавлял постоянную комиссию Моссовета по бытовому обслуживанию населения, но не был и тертым чиновником исполкома — постоянные комиссии собирались тогда больше для проформы и никакого существенного влияния на городскую жизнь оказать не могли.
Я же впервые услышал о нем от журналистки Нелли Чеховской, которая брала у него интервью для журнала Моссовета «Городское хозяйство Москвы». Она стремительно вошла в нашу комнату на шестом этаже недавно отремонтированного дома № 11 и быстро выпалила:
— У какой симпатюлечка, этот Лужков! Маленький, кругленький, губки бантиком, а глазки умненькие…
Буквально с первых дней работы в исполкоме он перевернул тихий и сонный быт своего чиновного окружения. До него со звонком в семь вечера кабинеты мгновенно пустели, народ устремлялся к выходу — с авоськами, сумками, пакетами. Всяк что-нибудь да тащил: белье из прачечной, приемный пункт которой работал один раз в неделю, ботинки из ремонта, продукты из «Диеты» или от «Елисеева», заказы для «белых» из господского буфета — все шествовало в этой толпе довольных прожитым днем людей. Годами, десятилетиями сидели они, не переламываясь на государственной службе, — сытые, холеные, необремененные. Ничто не предвещало неприятностей и в дальнейшем. Ветры так называемых перемен проносились где-то рядом, раскаты от грома сокращений замирали на дальних подступах. У всех были везде свои люди, и не простые, а номенклатурные. В свою очередь в Мосгорисполкоме у этих номенклатурных также были номенклатурные, а посему долгие годы все было тихо-мирно.
Влетевший в эту заводь Ю. Лужков здорово замутил ее своей неуемной жаждой деятельности. «Ничего, горячо возьмется, быстро остынет», — судачили моссоветовские кумушки обоего пола в коридорах, буфетах и столовых. Однако сильно ошиблись.
Он не только не остыл, но и удвоил энергию в связи с новыми обязанностями, которые на него повесили все по тому же извечному принципу — кто везет, на того и наваливают. Ему поручили организацию кооперативного движения.
Не знаю, смог бы он так же быстро разрушать, если бы пришлось. Наверное, смог бы. Еще быстрее, чем создает. К этому ненормальному в понятии чиновного люда человеку пробивался все же интерес: почему ему больше всех надо? Зачем высовывается — сиди тихо, и ничего с тобой не случится. Но сидеть тихо он не мог и так раскочегарил кооперативное дело, что даже те, кто его провозгласил наиважнейшим, перепугались.
В результате Ю. Лужкова «бросили» в совершенно провальное овощное и продовольственное пекло, где в то время не воровал только ленивый, а работал в настоящую силу только полный идиот. Много раз видел я его «в деле» — на совещаниях, в конторах и агрокомитете, на заседаниях
Рейд, который начинает председатель комитета в час ночи, — это, согласитесь, тоже нонсенс. Ночью такому чину положено спать. Он же не тот генерал, у которого случилось ЧП в ведомстве…
Некоторые жаловались: груб, дескать. А как не будешь груб, если на овощной базе в Перове ночью студентам негде бывало выпить стакан горячего чая, тогда как на соседней — круглосуточно подавалась горячая пища. Будешь груб, когда, несмотря ни на какие твои распоряжения, ночью вагоны не разгружают, а руководители баз спят в это время безмятежным сном. Даже не обеспечив дежурство.
Тогда же я записал его рассуждения о плодоовощном рынке:
— Я активный сторонник рынка, но надо постепенно овладевать механизмом рынка, учиться коммерции, выгодной торговле. А начинать учиться надо на избыточном товаре. Допустим, на луке, если его производство превышает потребность. Ну давайте реализовывать избыток — проводить ярмарки, изобретать новые блюда, продавать за границу, наконец.
Условно назовем группу товаров, где есть избыток на внутреннем рынке, первой. Ко второй группе отнесем товары, где избыток можно создать за счет условий: сокращения налогов, стимулирования ценами, заинтересованности хозяйств в материалах и технике.
Цель — перевод товаров из этой группы в первую, где рынок уже начал действовать. И, наконец, к третьей группе отнесем товары, острый дефицит которых невозможно ликвидировать только за счет изменения условий. Здесь нужен иной подход, капитальное строительство, значительные материальные затраты, приобретение техники и технологий, расширение материальной базы производства, наукоемкие исследования и так далее.
При этом должна быть программа, оканчивающаяся… чем? Правильно, переводом товаров сперва во вторую, а затем и в первую группу. А там, мы помним, рынок уже вовсю действует. Если бы мы пошли по этому пути, то за пять последних лет были бы уже на новых рубежах. Сегодня же стоим одной ногой в пропасти, хотя пять лет назад стояли на ее краю, — констатировал Лужков.
Зачем я вам обо всем этом рассказываю? Да затем, чтобы показать: человек этот не сидел сложа руки, не ждал, когда ему покажут пальчиком, что надо делать, не ждал, пока погрозят, — он всегда работал, искал и находил пути решения там, где его предшественники отступали.
Но такие нравятся немногим, точнее — многим не нравятся. Самостоятельность в принятии решений, здоровое честолюбие и способность ориентироваться в самых сложных ситуациях только подчеркивали слабость тех, кто руководил тогда страной и партией. И трудно представить, чем бы закончился путь Лужкова в Агропроме, если бы не грянули новые времена.
Ошибался ли он? Наверняка. И охмуряли его опытные овощные волки, и решения принимал иногда просто от отчаяния, и возможности свои не реализовал, и пищевую промышленность не вывел полностью на светлую дорогу, не успел реконструировать, хоть и собирался.
Я катался с ним по овощным базам, в том числе и ночью. На звонок с просьбой взять в рейд он, не долго думая, назначал встречу где-нибудь у метро ВДНХ в 0.30, а то и в час ночи. Никакой охраны, никакого сопровождения у него тогда не было, а появлялся он на базах, как нынче его преемник С. Собянин на объектах вдоль МКАД, неожиданно. Журналистов же приглашал прокатиться ночью в надежде, что они откажутся, но, видно, плохо знал наше противное племя, как правило, никто не отказывался. Другая песня — какого потом содержания появлялись заметки.