Настроение – Песец
Шрифт:
Как выяснилось, ехал он прямиком к дворцу, значит, цесаревича не отвезли в лечебницу, а решили нужные артефакты привезти к нему. Наверное, такую бандуру, какой проверяли меня во владениях Прохоровых, при наличии серьезных целителей использовать необходимости нет.
«Да ее вообще нет необходимости использовать, — вклинился в мои размышления Песец. — Ею только деньги хорошо вытягивать, для остального куда лучше даже средненький целитель. Это вообще не артефакт был, а издевательство над здравым смыслом. Если правитель позволяет себя на таком обследовать,
«Он может не разбираться в целительстве и доверять тому, кому доверять не следует».
«Если он доверяет тому, кому не следует, неудивительно, что трон под его задницей начинает шататься и катапультирует правителя при первом же удобном случае. Как, собственно, и происходит сейчас».
Раньше я никогда над этим не задумывался, так как император стоял от меня настолько далеко, что я был уверен, что никогда его не увижу близко. Увидел. И узнал, что император отнюдь не является непогрешимым: делает ошибки, действует, основываясь на эмоциях, а не на пользе для государства, слушает не тех людей и вообще не слишком адекватный. Без такого знания живется проще, но теперь мне от него не избавиться никогда. И самое паршивое, что те же недостатки были и у цесаревича.
Вскоре грузовик пришлось покинуть, потому что его путь пролегал слишком далеко от дворца. Дальше я перемещался короткими порталами и к самому дворцу подойти не успел, когда Зимин поднялся к пациенту.
— Съездил? — насмешливо бросила Живетьева. — Доложился?
— Вы о чем, Арина Ивановна?
— О том, что ты слишком тесно общаешься с Шелагиными. Чуть что — сразу бежишь с докладом. Ох, и вертлявый ты тип, Иннокентий Петрович.
— Я ездил совсем по другому поводу. На консультацию.
— Какую еще консультацию? — недоверчиво спросила Живетьева.
— Целительская тайна, — вывернулся Зимин. Хотя не особо и вывернулся: он же не сказал, кто кого консультировал. — Смотрю, состояние Александра Константиновича еще ухудшилось.
— Не таскался бы по своим консультациям, глядишь — чего-нибудь и придумали бы, — неприязненно проворчала Живетьева.
— Вам здесь ничего не мешало думать.
— Ох ты ж, ты мне зубки решил показать, Иннокентий Петрович? — умилилась Живетьева. — Какие-то они у тебя мелкие, невыразительные. Не использовал раньше, не надо использовать и сейчас. Знаешь, а ведь мы могли бы действовать заодно, но нет, ты пошел против меня, за что сейчас и поплатишься.
— Вы о чем, Арина Ивановна? — недоуменно спросил Зимин.
— Ох ты ж, убил! — внезапно завопила она на редкость противным голосом. — Убил этот аспид цесаревича. Хватайте его, пока не сбежал.
Судя по всему, она что-то сделала с Зиминым, потому что его Метка стала совсем блеклой, а от него больше не доносилось ни звука, зато голосов рядом хватало. Все забегали, зашумели под причитания Живетьевой, что она ничего не успела сделать, поскольку не ожидала подлости от коллеги.
Я ускорился, хотя похоже было, что зелье уже не понадобится. Связался с Грековым и коротко обрисовал ситуацию. В ответ Греков
Зимина долго не перемещали, я успел попасть не только за ограду, но и в сам дворец и уже уверенно двигался в сторону личных покоев императорской семьи, где находилась Метка целителя. Живетьева артистично причитала, переживая, что уже не молода и не успела ничего противопоставить преступнику. Она растерянно повторяла раз за разом, что Зимин стал слишком близок с Шелагиными и вот только от них вернулся, до тех пор, пока кто-то не спросил:
— Вы считаете, что в этом замешаны Шелагины?
— Не исключаю. Почему убийца до сих пор находится здесь? Я что, по-вашему, должна не только его останавливать, но и транспортировать?
— Желательно его привести в сознание, чтобы можно было увести и допросить.
— Сам в себя придет, — недружелюбно ответила Живетьева. — Стану я на него еще силы тратить.
Я торопливо передал информацию Грекову о том, что старуха пытается обвинить нас в сговоре с Зиминым и покушении на цесаревича. И очень может быть, что у нее получится. Пока в ее словах никто не сомневался.
— И все же хотелось бы услышать версию господина Зимина.
Ответа я не услышал, потому что в помещении послышался новый голос, мне незнакомый. Вошедшая женщина зарыдала:
— Сашенька, как же так?
И почти одновременно пришло сообщение от Грекова:
— Князь приказал срочно валить Живетьеву.
Глава 21
Я успел зайти в спальню цесаревича до того, как оттуда вынесли Зимина. Находился тот в целительской коме, что еще раз доказывало недооцененность целительских заклинаний в военных целях. И недооцененность самих целителей. Как в нападении, так и в актерском мастерстве.
Живетьева воплощала вселенскую скорбь. С неё хоть сейчас можно было ваять статую для кладбища. Нужно будет передать ее роду конкретно этот снимок — статуей я точно не буду заморачиваться, лишь обеспечу наполнением место, над которым она встанет.
Пока в комнате было слишком много людей. Начинать устранение в такой толпе — неоправданный риск.
Ситуация менялась очень быстро. Рысью в помещение вбежал мужик, отвечавший за безопасность дворца, окинул взглядом комнату, понял, что с супругой цесаревича говорить бесполезно, и обратился с вопросом к Живетьевой. Разумеется, та обрисовала ситуацию в свою пользу.
Это возымело нужный результат. Мужик начал командовать, и комната пустела на глазах. В конце концов в ней остались только убитая горем супруга цесаревича, причитающая Живетьева и безопасник. Последний набросил купол тишины на комнату, стоило закрыться двери, после чего Живетьева сразу отбросила фальшивую скорбь и жестко сказала:
— Хватит выть, дура. Поведешь себя правильно — останешься в живых. И твои дети — тоже.
— Сашенька… — всхлипнула великая княгиня. Возможно, брак был и договорной, как принято в этой среде, но возникновению супружеской любви это не помешало.