Настроение – Песец
Шрифт:
— Идиот твой Сашенька, — грубо бросила Живетьева. — Что удумал — устроить на меня охоту. Я предупреждала его, что это плохо закончится. Но он не внял. Значит, сам виноват. Все, девонька, шутки кончились. Решай сразу: либо ты с нами, либо идете в расход всей семьей.
Она подошла к стоявшей на коленях перед кроватью женщине и нехорошо прищурилась. Похоже, ее устраивал любой вариант развития событий: с высокопоставленным союзником действовать проще, но союзник этот очень уж ненадежен, может взбрыкнуть в любой момент.
— С вами, — мертвым голосом ответила великая княгиня.
Голос у нее казался глухим, как будто шел с того света. Лицо, довольно красивое
— Коли с нами, так докажи это. — Живетьева извлекла лист бумаги и ручку. — Пиши признание в убийстве мужа.
Великая княгиня в ужасе отшатнулась.
— Но я его не убивала! Я любила Сашеньку.
— Разумеется, не убивала, — раздраженно сказала Живетьева. — Это всего лишь страховка, которая нигде не будет использована, если ты не взбрыкнешь. Нормальных гарантий от вашей семьи не получить, так хоть так.
— Где гарантии, что вы не используете эту бумагу потом против меня? — расхрабрилась великая княгиня.
— Мое слово, — жестко сказала Живетьева. — Пройдет все, как я хочу, верну тебе расписку и пальцем не трону никого из твоей семьи. Не пройдет — будешь арестована за убийство Александра. Я, Женечка, никогда и никому ничего не прощаю, но договориться со мной можно. И слово я держу, оно не пустое сотрясение воздуха.
— Я хочу клятву.
— Ишь ты, клятву она хочет, я покойному Костеньке ее не дала. Клятва на ерунду не тратится, тебе моего слова будет достаточно, а вот мне твоего — нет. Поэтому села и написала, если не хочешь, чтобы дети остались сиротами или того хуже.
Говорила Живетьева вроде бы с добренькой улыбочкой, но от ее слов прям мороз по коже проходил.
— Станислав Ильич, как же так? — попыталась воззвать к безопаснику великая княгиня. — Вы должны нас защищать, а идете на поводу у преступницы.
— Евгения Павловна, вы же прекрасно знаете, что императорская семья обмельчала, — нахмурился он. — Реликвия требует сильной руки, а ваш покойный супруг слабаком был. Его отца перед смертью реликвия не признавала. У ваших детей с магией тоже нелады. Мирно отойдете в сторону — всем лучше будет. Я вам советую прислушаться к просьбе Арины Ивановны.
— Вот-вот, слушайся, деточка, — хихикнула Живетьева. — Стасик дурного не посоветует. Умненький мальчик и с правильными принципами.
— Скорее, с их отсутствием.
— Я за сильную страну, — зло бросил безопасник. — Ваша семья ее дать не может, выродилась. Живетьевы — сильный род, они по праву встанут у руля.
— Женечка, от тебя и не требуется ничего. Мы все сделаем сами. Убили твоего Сашеньку заговорщики во главе с князем Шелагиным, воспользовавшимся помощью неблагодарного и непорядочного целителя Зимина. Под нужной магией последний скажет все, что требуется. Никого не забудет.
Живетьева тоненько неприятно хихикнула, безопасник ей вторил куда более уверенным смехом. Весело им, однако…
— И кто там среди заговорщиков?
Вряд ли великую княгиню волновал этот вопрос на самом деле — голос ее звучал совершенно равнодушно. Скорее, пыталась тянуть время, непонятно на что надеясь.
— Окромя Шелагиных-то? Думаю, Беспаловы, Прохоровы и Дорофеевы. Не волнуйся деточка, мы отомстим за Сашеньку. От этих мерзких кланов не останется ни одного человека. У меня уже и люди присмотрены, кто на эти земли сядет. Верных людей вознаграждать надо, а предателей — карать. На том власть и стоит.
Разговор был интересным, но продолжать его слушать было бессмысленно, нужно начинать действовать. Причем
Живетьева всунула бумагу и ручку великой княгине, и та покорно уселась на кровать рядом с тумбочкой, на поверхности которой собралась писать. Это признание точно не должно было появиться.
Первой я всё-таки рубанул Живетьеву. Клинок преодолел как артефактную, так и личную защиту целительницы, напрочь отделив голову, которая полетела в сторону кувыркаясь. Безопасник ринулся за головой — наверняка инструкции на такой случай ему давались, но соединения верха и низа Живетьевой допустить я не мог. В мужика клинок вошел еще легче, не заметив многочисленных защитных артефактов.
Я собирался сразу же уйти после убийства, но не смог, застыл, прикипев глазами к голове Живетьевой, которая упорно не желала умирать. Магию она использовать не могла, тем не менее тело каким-то образом настроилось на голову и поползло к ней, а сама голова проявляла все признаки осмысленной деятельности: обводила взглядом доступное ей помещение в поисках убийцы и открывала-закрывала рот, выплевывая неслышимые для других ругательства.
Смотрелось это, с одной стороны, страшно, а с другой — настолько притягательно, что невозможно было оторваться. Безопасник умер сразу, для того, чтобы это понять, вовсе не нужно было обладать целительским знаниями, а вот Живетьева жила, несмотря на то, что состояла сейчас из двух половинок. Из нее даже кровь не вытекала: срез был ровным, четким, как в анатомическом пособии, для производства которых используются обработанные трупы. Именно таким хорошо обработанным трупом и выглядело тело Живетьевой. Как будто старуха если и была живой, то лишь очень и очень давно, а сейчас всего лишь кадавр, действующий по определенной программе.
Первой опомнилась великая княгиня.
— Да что ж ты никак не сдохнешь, тварь! — воскликнула она и принялась срывать защитные артефакты с Живетьевой.
Я спохватился и выставил свой купол от прослушки, так как тот, что стоял ранее, развеялся после смерти безопасника. Надеюсь, стража в коридоре не слишком прислушивается к звукам отсюда — почему-то я уверен, что им дали именно такое указание: на случай, если безопасник промахнется с защитой от прослушивания, все стоящие на посту должны временно оглохнуть. Вряд ли вскрик великой княгини не вырвался за пределы комнаты, но в двери никто не стучал с вопросом, что случилось.
— Я не знаю, кто вы, мой спаситель, — оглядываясь по сторонам, сказала великая княгиня, — но, если вы здесь, разрубите ее голову пару раз. И туловище. Сердце я вырву сама.
На лице Живетьевой появился ужас, но я не видел ни единой причины, почему бы мне не выполнить просьбу красивой женщины. Тем более сделать то, чего мне хотелось и самому.
Туловище действительно перестало дергаться после того, как из него извлекли сердце. И извлекла его великая княгиня лично, причем делала она это на глазах Живетьевой, корчившей страшные гримасы и наверняка призывавшей на голову убийц все кары небесные. От того, чтобы делать это громко, ее останавливала сущая ерунда: отсутствие доступа к собственным легким. Без такой малости даже целительница не в состоянии произнести ничего. И плюнуть не получится, хотя Живетьева явно попыталась, когда к ней подошла великая княгиня. Так что главе Гильдии и по совместительству главе крупнейшего клана, не имеющего собственного княжества, пришлось обойтись без прощального последнего слова.