Настроение – Песец

Видум Инди

Отбросив желание вернуться на такси, я решил сохранить в секрете свой отъезд из поместья и возвращался тем же неудобным способом. В довершение замерз и устал как собака. Нужно найти какой-нибудь летающий артефакт Древних с подогревом: перемещаться буду незаметно и в комфортных условиях. Мало ли как жизнь сложится, а профессия исполнителя деликатных поручений у меня уже отработана…

Глава 22

Как добрался до дома, отчетливо не помнил, лишь урывками. Более-менее

в себя пришел только в гостиной, где меня ждали Шелагины и Греков.

— Алексей Дмитриевич сказал нам удивительную вещь, — встрепенулся при моем появлении Шелагин-старший, — что нам больше не следует опасаться Арины Ивановны.

— Следует или нет, решайте сами, — сказал я и поставил устройство на воспроизведение.

А сам пошел в душ. Казалось, что необходимо отмыться дочиста после смерти Живетьевой, иначе она от меня никогда не уйдет. Вернулся я, когда в записи уже пришедший в себя Зимин сообщал о предательстве Живетьевой. Дальше все равно ничего интересного не было, поэтому я выключил.

Зрители отошли от зрелища не сразу.

— Словно фильм ужасов просмотрел, — первым высказался Шелагин-младший. — Когда пытаешься уничтожить древнее зло, а оно воскресает и воскресает.

— Вряд ли Живетьева уже воскреснет, — возразил Греков. — Но смотрелось все это жутковато. Оп-па!

Он извлек из-за дивана поднос с бутылками сидра, бокалами и закуской.

— Это, конечно, не тот, что у тебя, — вздохнул Греков. — Но неплохой.

«Я всегда говорил: наш он человек, правильный, — облизнулся Песец. — Чего тормозишь? Давай принимай натуральное успокоительное».

Принял не только я: сидр пошел на ура, хотя, кажется, никто не отказался бы от чего покрепче. Но, с другой стороны, ситуация сейчас такая, что лучше принимать то, что выветрится быстро без зелий.

«Не, наш однозначно лучше, — дернул носом Песец. — Но за нашим — мудрость тысячелетий, а это — новодел. Но ничего, мы их научим правильный сидр делать. А за неимением правильного выпьем и такой за здоровье нас и упокой врагов».

Неожиданно он уселся, развел лапы в стороны и фальшиво запел:

'Выпьем мы и такой

За здравье и упокой.

За здравье Шелагиных.

За упокой Живетьевых'.

Крутанулся вокруг себя, взмахнув хвостом, и гордо спросил:

«Как я, а? Почти поэт».

«И почти певец, — согласился я. — Огорчает только, что почти».

«Ты просто завидуешь, — надулся он. — Сам-то ничего сочинить не можешь».

На этом он опять исчез, не иначе как праздновать самостоятельно, напевая приходящие в голову шедевры. Самое обидное, что технически всё это приходит в голову мне, потому что Песец пользуется именно моим мозгом — своего у него нет. И получается, что влияние на мой мозг алкоголя отражается и на Песце. Иначе с чего его вдруг потянуло на поэзию?

— Действительно, неплохой напиток, — заметил Шелагин-старший. — Странно, что раньше мы обходили его вниманием.

Выглядел он не столь

уверенным, как обычно. Наверное, прикинул, какая вероятность выживания была бы у них без меня, и пришел к неутешительным для себя выводам.

— Это вы, Павел Тимофеевич, еще не пробовали тот, что делает Илья. Вот где напиток богов. Этот на порядок хуже, нет — на два.

Он вздохнул и с такой надеждой на меня посмотрел, что пришлось обнадежить:

— У меня еще немного бутылок осталось, поделюсь.

— Вы такие спокойные, — покачал головой Шелагин-старший. — Еще ничего не закончилось. Запись как-то можно сбросить отсюда на нормальный носитель?

— Только записывая проигрываемое, к примеру на телефон, — ответил я. — Запись по технологии древних, нужен переходник. Взять его негде, а как его делать, я понятия не имею. А зачем вам?

— Как зачем? Прекрасное противозапорное средство. Главное, штаны успеть вовремя снять, — нервно хохотнул Греков. — А если серьезно, нужно сделать записи разной продолжительности. Первую обрезать до конца высказываний Живетьевой и разослать по князьям, которых она упоминала.

— Зачем?

— Затем, что нужно как-то объяснить, почему мы потребуем доказать, что реликвия по-прежнему подчиняется императорской семье.

— И ряд вопросов, возникающих на Совете, запись тоже снимет, — дополнил Шелагин-старший. — А вот запись с убийством Живетьевой показывать никому нельзя. Разве что Евгении Павловне, буде возникнет необходимость на нее надавить. Очень уж она живописно выглядит с сердцем Арины Ивановны в руках. Это явно указывает на то, что Стаминские знают куда больше, чем показывают. Иначе откуда Евгении Павловне знать, как правильно убивать таких, как Живетьева? А она именно знала.

Он задумчиво покрутил в руке опустевший бокал и вскрыл очередную бутылку с сидром. Похоже, песцовый алкоголизм заразителен.

— И что странное — ее ничуть не удивляло, что крови от Живетьевой совсем не было, — задумчиво сказал Шелагин-младший. — А меня вот удивляет. Это вообще что? Свойство целителя высокого уровня или Живетьева уже не совсем человек была?

— Мне кажется, все целители — не совсем люди, — хохотнул Греков. — Точнее, совсем не люди. С их-то ценами на услуги — только конченные сволочи могут столько требовать. Может, Илье найти целительницу в супруги? Сплошная польза.

— Тогда уж вырастить, — усмехнулся я, чувствуя, что меня все-таки начало отпускать.

Никто не смотрел на меня как на монстра, не торопился ни сочувствовать, ни утешать. И это было правильно. Люди, с которыми я сейчас сидел, были мне по-настоящему близкими. Пока не так, как Олег или дядя Володя, но я был уверен, что могу на них положиться, а они — что могут положиться на меня.

— Из Таисии думаешь? — проницательно спросил Шелагин-старший.

— Она как-то проговорилась, что хотела бы стать целительницей, а у меня есть возможность ей передать знания.