Наталья
Шрифт:
— Так что можешь уже менять…
Мы смеемся, глядя друг на друга.
— Разговорился много, — говорит Б., усевшись за стол. Ему не хочется меняться.
— А что? Если она мне нравится, — я беру ее руку и целую.
Лина смотрит на меня искрящимися глазами.
— Ты не против?.. — он многозначительно смотрит на нее.
— Чего?
— Ну, поменять меня на него.
— Конечно, нет, он же твой брат, он мне нравится.
Б. хмыкает и смотрит на меня.
— Тогда я заберу Наталью.
Я
— Хорошо, хорошо, — он уже сжимает мою руку, другую, — я пошутил. Не дергайся.
— Кто это, Боря? — спрашивает она.
— Сашина знакомая, — как-то несозвучно звучит.
— У Сашеньки новая любовь, значит? — спрашивает она. — Расскажи, мне очень интересно, она красивая?
Она смотрит на Б., он молчит и с легкой улыбкой смотрит на меня.
— Ну, так как?
Я не отвечаю ему, поворачиваюсь к Лине.
— Это долгая история, позже как-нибудь расскажу. О, хотите шампанского, Лина, у меня есть бутылка. Б.?
— Ты же знаешь меня, — он улыбается, — я никогда ни от чего не отказываюсь.
— Это точно, — смеюсь я.
— И ни от кого тоже, по-моему, — многозначительно добавляет Лина и смотрит на него.
— Борь, у нее красивая грудь, правда?
— Да, — кивает он, — но женщинам комплименты говорить не следует, усядутся, — он показывает рукой на голову, — потом не снимешь.
— Я надеюсь, вы меня до ног обсуждать не будете… — она улыбается.
— А хотелось бы?.. — вставляет Б.
Я достаю стаканы и бутылку Натальиного шампанского (вернее, купленного для нее). А, все равно!
Он берет бутылку у меня из руки…
— Есть, к сожалению, нечего, — грустно констатирую я.
— У меня полная сумка сандвичей, я не ела в дороге, спала.
Она выкладывает все на стол. Б. шумно вдыхает.
Трахает пробка, и шампанское льется.
— Сколько? — спрашивает Б.
— Пятерка, — отвечаю я. Мы всегда ставим оценки за открывание шампанского.
Я подаю стакан Лине и поднимаю свой. Б., еще не взяв стакана, уже ухватил рукой самый громадный бутерброд с колбасой.
— Борь, — говорю я.
— А что, кто-то говорить собирается?
— Линочка, за твой приезд и чтобы ты была счастлива!
Она целует меня, быстро наклонившись, в щеку. Я без тостов пить не могу, кавказская привычка. И хоть они иногда могут звучать банально, но я вкладываю в них более глубокий смысл.
Мы отпиваем по глотку. Б. допивает стакан до дна и набрасывается на бутерброд, как… Это набрасывание сравнишь разве что: как волк на ягненка или рысь на лань. Что-то там в нем чавкает, урчит, перемалывается и переваривается. Мы смотрим с Линой друг на друга.
— Борь, он все красивей становится, твой брат.
— Угу, — бурчит Б.
— Так тебя скоро перегонит, — (жевание
— Не-а, — убежденно рычит он, и жевание продолжается.
— Сашенька, ты правда очень хорошо выглядишь, киска. Если б не твой брат…
Жевание замирает, наступает полнейшая тишина, она смеется от всей души, жевание продолжается, удовлетворенно урча.
Она протягивает руку через стол и треплет его по щеке:
— Борчик. Ты у меня один такой, — (он согласно кивает головой). — Зато я у тебя не одна, — добавляет она.
Он делает вид, что не слышит. У него это натурально получается.
— Сашенька, — она отпивает из стакана глоток, — так кто же эта Наталья?
— Женщина, — отвечаю я.
— Взрослая?
— На пять лет старше меня. Но, — поспешно добавляю я, — выглядит очень молодо. Женщина в юности. Вообще, я не могу ее оценивать.
— Чем она занимается?
— Английским, кончает институт.
— Она замужем?
— Да. У нее дочери скоро четыре года.
— А как же… вы встречаетесь?
— Дочь за границей у родителей.
— Значит, у них состоятельная семья? Она со вкусом одевается?
— Да, очень.
Лину всегда такие вещи волнуют.
— Она должна быть красивая, если понравилась тебе. Ты встречаешься с ней, несмотря на ребенка?
— Я об этом даже не думал.
— Да? Это так серьезно?
Б. уже прикончил третий бутерброд и налил себе шампанского.
— А когда ты должен с ней встретиться?
Я подумал. Кто знает когда. Лине всегда все интересно знать, особенно о красоте, одежде, о московских людях. Я ненавижу подобного рода разговоры, но ее — мне нравятся. (У нее это так натурально и искренне получается.)
— Не знаю, Лин…
— Друзья, — говорит Б., — я оставил вам два бутерброда, и прикончите это быстро, а то вы искушаете меня.
Я не ел ничего два дня и чувствовал, как голова моя покруживается, потому и протянул руку к бутерброду.
— Что это? — вскрикнула она и взглянула на моего брата. Ее глаза переходили с моей руки на его лицо.
— Повязка.
— Я вижу, Борик, что повязка, но от чего?
Б. молча глядит на меня.
— Лин, в какие театры ты хочешь сходить за эти дни?
Она понимает, что тема закончена.
— На «Таганку» мечтаю попасть. Боречка все обещает.
— О, если «Боречка обещает»!..
— Не вякай, козявка, — говорит он мне. Я смеюсь, пытаясь забыться…
— Какое сегодня число, Б.? — спрашиваю я.
— Тридцатое марта.
Господи, подумал я про себя, две недели, как мы не виделись. На завтра у нас билеты. Месяц назад я пригласил Наталью в театр, робко и скромно.
(— А какая пьеса? — спросила она.
— «Золотой мальчик».