Наталья
Шрифт:
— Санечка, это как про тебя! — воскликнула она и засмеялась.)
Но билетов на Таганке раньше, чем через месяц, в театральном киоске не было, пришлось купить на тридцать первое марта. Один билет я отдал тогда ей, за что она мне сказала спасибо.
— Знаешь, Лин, у меня, возможно, будет билет для тебя, очень хорошая пьеса.
— Спасибо, — радостно воскликнула она. — Я так рада, Сашенька, театр — это моя болезнь.
— Откуда? — спросил Б.
— Месяц назад купил.
— Один?
—
— Так она пойдет?
— Не знаю.
— Сашенька, позвони ей, если она не хочет, Боречка со мной пойдет. Да, Боречка?
— Я не могу ей звонить.
— Ну, ради меня, пожалуйста.
— Даже ради тебя, к сожалению.
— Так ты к гостям относишься, — подзуживает Б.
— Я бы ее заодно посмотрела, — улыбнулась Лина, — очень уж мне интересно, какая дама пленила твое сердце.
— Ну хорошо, Лина, и только потому, что ты в Москве два дня… И так как…
— Борчик, я не верю, что выберусь с тобой в театр. Ты никогда не раскачаешься, все твой братик. Спасибо, Сашенька!
Б. отечески улыбается, достает кошелек и протягивает мне… двушку. С ума сойти, такого с ним никогда не было.
— Что, в театр поскорее хочется? — ехидничаю я.
— Нет, чтобы ты на одну ночь меньше мучился, — он не улыбается.
Я лезу в карман своего пиджака, бывшего морского кителя, и достаю из нагрудного кармана-планкой вчетверо сложенный билет.
— Лина, твое представление на завтра.
— Он добрый мальчик, — отечески говорит мой брат и добавляет: — Дай я тебя поцелую, Санчик.
Мы целуемся.
— Ну, еще шампанского? — стараюсь я стряхнуть с себя грусть своего одиночества и зависти к их двойству, которое они ценят, но не так, как я, когда бывал, был с Натальей.
Выпиваем оставшееся и сидим курим мои папиросы. Брат тоже начал к ним пристращаться.
— Борчик, я спатьки хочу, — говорит Лина.
— Это обязательно, — говорит он и улыбается.
— Я правда хочу, я устала.
— Все устали, — говорит он, — и все хотят.
Она силится сдержать улыбку губами. Они встают. Я провожаю их до двери брата.
— Здесь ты живешь? — спрашивает Лина. — Я еще на этой квартире у тебя ни разу не была.
— Будешь, — отвечает Б. и смеется.
Мы заходим в его пустую большую комнату.
— Борчик, здесь холодно, но мне нравится. А где ванна, я хочу принять до сна.
Мы ржем, как лошади во время купания, и не можем остановиться.
Просыпаюсь я тихо и легко. И сразу же вспоминаю, что могу звонить. Я одеваюсь через секунду и выхожу на улицу. Я дрожу, это, наверно, потому, что на улице холодно с утра.
Диск соскакивает, и приходится набирать снова. Характерный прозвон ее телефона: первый гудок — прерывающийся…
— Алло, —
— Здравствуй, Наталья, — голос у меня почему-то прерывается. Как тот гудок.
— Санечка, я знала, что ты позвонишь сегодня, я сидела и ждала. Вечером у нас первый театр, да? — как будто ни в чем не бывало. Ее голос звучит хорошо.
— Кажется, да, — грустно отвечаю я.
— А что ты такой невеселый, что-нибудь случилось у тебя?
— Нет, у меня все прекрасно.
— …Я рада. Так мы сегодня встречаемся?
Она спрашивает меня!
— Угу…
— Ты хочешь раньше?
— Как ты угадала? Ты у меня на редкость догадливая, Наталья.
— Санечка, не надо так говорить, я ни в чем не виновата.
— Конечно, это я виноват, что ты не приезжала две недели. — Я зря это говорю, я ведь дал себе слово. Не говорить.
Голос ее наполняется нежностью:
— Мы увидимся с тобой до театра и обо всем поговорим. Хорошо?
Мы договариваемся, где встретиться. В шесть часов вечера, у гостиницы «Россия», кинотеатр «Зарядье».
Я возвращаюсь в комнату, раздеваюсь и ложусь обратно. Мне жарко. Целый день ждать. Как его убить?
Глаза мои смыкаются, и я засыпаю.
— Сашенька, добрый день.
— Уже день разве?
— Да, половина первого, — говорит она.
— Заходи, Лина.
Я плюхаюсь опять в кровать. Вылезать из-под теплого одеяла никакого желания у меня нет, и спать хочется. К тому же рука болит.
Она проходит и садится у стола. Высокий свитер под горло, грудь торчком, волосы высоко взбиты.
— Как спалось? — спрашиваю я.
Она улыбается:
— Ужасно: холодно, кровать с досками, одеяло колется.
— Боевые условия, — смеюсь я. — Полевые.
— Как твоя Наталья? — спрашивает она.
Я даже вздрагиваю сначала, не понимая, откуда она знает.
— Хочешь музыку, Лина?
— Очень, — отвечает она.
Я объясняю, где нажать, и музыка включается.
Потом… мы с ней два часа говорим о Наталье, я рассказываю и рассказываю, не умолкая, только голос прерывается иногда у меня. Почему я вдруг все рассказываю, сам не знаю.
Кассета кончается, надо вставать, одеваться. Гостей нужно кормить.
Лина идет рядом со мной, пальто ее застегнуто, и изящный шарф выпущен наружу. Очень привлекательная женщина, думаю я, перехватывая взгляды прохожих.
Брат и правда дома, когда мы возвращаемся.
— Где гуляли? — спрашивает он, не глядя. — А запах, как от вина.
— Правильно, Боречка. Мы с ним пили вино и ели цыплят-табака.
— Обо мне небось не подумал, — смотрит он зло и голодно на меня.
— Сашенька тебе тоже взял цыпленка-табака, я хотела заплатить, но он не дал.