Наташа, не реви! Мы всё починим
Шрифт:
– А можно мне просто объяснить, блять, с самого начала, что происходит? Я задолбался уже выпрашивать! Я заебался бегать! Все душу мне вымотала, зараза! Чтоб тебя... Ты понимаешь, что я уже не мальчик в такие игры играть! Я уже старый, у меня нервы ни к черту. Ты не ромашка, ты... Крапива какая-то! Ну накосячил я на эмоциях... Ну отпусти ты эти косяки! Ты же говорила, что любишь! Или нахуй уже отправь, чтобы я успокоился! Я уже сожалею, что связался с тобой вообще. Жил бы горя не знал! Говори, твою
– Не хочу, - слышу как всхлипывает.
– Живи, не знай горя!
– Наташа...
– торможу я.
Ну вот, опять херни наговорил.
– Не звони...
Скидывает.
И телефон теперь недоступен.
Открываю переписку.
И да, я ненавижу переписки. И - да, не извиняюсь, когда не считаю себя не правым или говорю то, что думаю. И сейчас я не считаю и сказал то, что думаю.
– Р-р-р...
Раздражённо, ломая себя, пишу: "Извини".
Не прочитано.
Мне становится так неспокойно, что просто крышу рвёт.
Ненавижу ее, блять, уже!
Дома, со психу, наливаю себе полстакана коньяка.
Ебну и баиньки.
Только подношу ко рту. Звонок.
– Иштаров...
– Александр Михайлович, у нас вызов на "ваш" адрес. Наряд поехал...
– Какой именно из адресов?
Называет Наташин.
Со стуком ставлю стакан на стол. Хватая куртку иду к машине.
– А что там?
– Ограбление...
– Да ладно? Что там грабить? Еду...
Подъезд открыт, дверь подперта кирпичом. Возле подъезда скорая и наш бобик.
Мля...
Лицо немеет.
Скорая почему?..
Непонятных мне Скорых я патологически боюсь. Когда возвращаешься домой, а возле дома Скорая... А ты беспомощен как ребенок, блять.
Не надо такой херни, пожалуйста. Я ее по горло нажрался!
Нахер вот это вообще все было? Зачем я ее отпустил в свободное плавание? Жила бы у меня... там быстро бы любые непонятки разрулили!
Не успевают двери лифта открыться, как я слышу знакомый голос Адольфовны.
– ...А у дочери телефон давно недоступен. Может, они ее убили!
Толкаю приоткрытую дверь.
– Добрый вечер.
Адольфовна... и Редько. Оба. Наташи нет.
– Где Наталья Антоновна?
– здороваюсь за руку с ментами.
– А это ещё надо выяснить, где моя дочь!
– обмахивает себя тетрадкой раскрасневшаяся Адольфовна.
– Телефон у нее недоступен. В квартире - бандиты малолетние!
Пацаны тревожно мнутся у стенки. Словно их расстреливают.
– Скорая к кому?
– оглядываю пацанов.
Поднимаю за подбородок лицо одного вверх, синяк под глазом... Но так вроде целые.
– Это к соседям, видимо, - пожимает плечами сержант.
Выдыхая, падаю на стул.
Сжимаю переносицу пальцами.
– Что происходит? Где Наташа?
– смотрю
Всё таки "усыновила"...
– Людмила Рудольфовна утверждает, что застала этих двоих за ограблением квартиры.
– Босиком и в трусах?
– скептически дёргаю бровью.
– Так и грабили? Что украли?
Смотрю на открытую сковородку на плите.
– Тефтелю?
– Вот!
– обличающе указывает на меня Адольфовна.
– Он и прошлый раз не позволил полиции их привлечь! А сейчас знаете какие подростки? Они же все дегенераты! Откуда я знаю, что они тут делают? Моё дело - обратиться в компетентные органы!
– Невротик где? Кыс-кыс... И не дай бог что-то с котом!
– оскаливаюсь с угрозой на Адольфовну.
– Сева под диваном, - кивают пацаны.
– Со страху наблевал и спрятался.
– Ну хоть Сева себе не изменяет! Вы чего там как расстрельные стоите? Одевайтесь, садитесь. Так, давайте, мужики замнем инцидент. Это дело семейное.
– Ну уж нет! Я не позволю, - подскакивает карга.
– Тогда, начнем с того, что Людмила Рудольфовна сама вломилась квартиру с непонятными целями.
– У меня ключ! И квартира снята на мое имя. У меня и договор есть... Это моя квартира!
– Понятно. Так, пацаны...
– открываю шкафы, - собирайте вещи свои.
– Мы Наташе звоним, а телефон отключен, - оправдываются они.
Это она после моего наезда вырубила...
Как всегда, по закону подлости.
– А где она сама-то?
– смотрю на часы.
– Она в магазин ушла, скоро придет!
– хором.
Врут! Тут к бабке не ходи.
Наклоняюсь к ним ближе, и шепотом...
– Мне не врать. И как на духу... Где она?
– Наташа в больнице лежит, - опускают глаза.
– А тут эта карга старая...
– шепчут мне.
– Пришла, давай орать. А мы уже почти спали. Александр Михайлович, мы ничего не грабили.
– Да знаю...
– вздыхаю я.
В больнице. Перевариваю эту мысль. Какого вот хрена не сказала?!
– В какой больнице?!
– греет ухо Адольфовна.
– В магазине, вам же сказали, - цежу я.
Вывожу ментов в подъезд. Объясняю им в двух словах про шизу Адольфовны и ситуацию.
– Живут они у нее. Никакие не бандиты. А мать у нее, - кручу пальцами у виска.
– С ебанцой.
– Да мы помним ее. Скандалила в участке. Вы забирали.
– Ну вот. Сами мы разберемся. Под мою ответственность.
Достаю Наташины сумки, закидываю туда ее вещи, не особо разбираясь. Вытаскиваем с пацанами зашуганного кота.
Он вцепляется в меня, прижимая уши.
– А зачем вы вещи Натальины собираете, м?
– подозрительно прищуриваться Адольфовна.
– Граблю, блять...