Наука, философия и религия в раннем пифагореизме

Жмудь Леонид Яковлевич

Кажется очевидным, что поздние компиляции ценны как источники по древнему пифагореизму лишь в тех сравнительно немногих случаях, когда передаваемые ими сведения восходят к авторам рубежа IV—III вв. [121] Но, к глубокому сожалению, до нас дошли не Аристоксен и Дикеарх, а именно Ямвлих и Порфирий, и созданный ими образ на много веков определил отношение к пифагорейцам. [122] Разумеется, уже в XIX в. эти поздние биографии никто полностью не воспринимал всерьез и ругать Ямвлиха стало едва ли не ученой традицией. И все же, несмотря на огромную критическую работу, проделанную несколькими поколениями исследователей, образ Пифагора и его школы так и не был до конца очищен от множества поздних напластований, аккумулированных в сочинениях их неопифагорейских эпигонов.

121

Philip. Biographical Tradition, 193.

122

См., например, последнюю биографию Пифагора: Gorman P. Pythagoras: A Life. London 1979.

Завершая краткий обзор главных, но далеко не всех биографических трудов, [123] упомянем еще Диогена Лаэрция.

Исследование источников его биографии Пифагора показало, что он пользовался далеко не худшими из них, [124] к тому же его отношение к «чудесной» стороне пифагорейской традиции было гораздо более сдержанным, чем у Порфирия и Ямвлиха. Отсутствие у Диогена Лаэрция собственных идей по интересующему нас вопросу в известной мере гарантирует меньшую искаженность передаваемого материала, чем у неопифагорейских биографов. Впрочем, его способ обращения с источниками, напоминающий составление мозаики, иногда обескураживает даже больше, чем стиль Ямвлиха, который обычно переписывал тексты довольно большими кусками.

123

См. подробный анализ: Burkert, 97 ff.

124

Delatte. Vie, passim; Mejer. Op.cit., passim.

2.2 Жизнь на Самосе

Сведения о Пифагоре до его отъезда в Великую Грецию чрезвычайно малочисленны. Ранние источники называют его родиной Самос (Hdt. IV,95; Isoc. Bus. 28), с чем солидарна и большая часть поздних авторов. [125] Но уже у Феопомпа и Аристоксена (fr. 11) появляется другая версия: они считали его тирренцем (этруском) с одного из островов в Эгейском море, откуда впоследствии тирренцы были изгнаны афинянами. Происхождение этой версии не совсем ясно, [126] но каково бы оно ни было, принимать ее нет никаких оснований.

125

См.: Cuccioli Melloni R. Richerche sul Pitagorismo I. Biografia di Pitagora. Bologna 1969, test. I.

126

См.: Burnet, 87; Delatte. Vie, 147 f; Wehrli. Com. ad /ос; Philip, 185; Momigliano. Op.cit, 75. Едва ли оно объясняется попыткой связать религиозное учение Пифагора с этрусками: в античной традиции нет упоминаний о том, что они верили в переселение душ. Непонятно также, почему Аристоксен предпочел эту версию традиционному и, по всей видимости, верному мнению: ведь ему, в отличие от Феопомпа, была доступна школьная традиция. Кроме того, он вовсе не стремился представить Пифагора чудотворцем и меньше всего касался религиозных вопросов.

Отцом Пифагора обычно называют Мнесарха (Heracl. В 129; Hdt. IV,95). О профессии Мнесарха высказывались различные мнения: одни считали его богатым купцом (Porph. VP 1; Iam. VP 2), другие — резчиком гемм (D.L. VIII,1). Упоминание о такой редкой профессии не очень похоже на чье-то изобретение, [127] но первый вариант все же предпочтительнее. [128] Самосский аристократ вполне мог заниматься крупной торговлей хлебом (но никак не ремеслом), а образование и характер политической деятельности Пифагора явственно указывают на знатность и богатство его происхождения.

127

Как считал Делятт (Delatte. Vie, 147), Диоген Лаэрций цитирует здесь Гермиппа. Гермипп работал в Александрийской библиотеке и имел доступ к многочисленным источникам. Одним из них мог быть Дурид Самосский, автор трактата о гравировке по металлу, также писавший о Пифагоре (Philip, 186). Построения Деманд (Demand N. Pythagoras, Son of Mnesarchos, Phronesis 18 [1973] 91-96) по этому поводу совершенно фантастичны.

128

Philip, 185. Ср.: Fritz К. von. RE 15.2 (1932) 2270-2272. Майнер полагал, что Мнесарх мог заниматься и той и другой профессией (Minar, 3). Во всяком случае, на основе одной реплики Диогена (или Гермиппа) нельзя строить далеко идущие предположения, как это делают Селтман и Гатри (Seltman. Op.cit., 76 f; Guthrie I, 176 f), связывая начало чеканки монет в Южной Италии с приездом туда Пифагора, знакомого с профессией гравера. См.: De Vogel, 52 ff; Demand N. The Incusive Coins: A Modern Pythagorean Tradition Re-Examined, Apeiron 10 (1976) 1-5; Kraay. Op.cit, 164 f.

Из предшественников Пифагора его чаще всего связывают с Ферекидом. В более поздние времена у него появляются и другие учителя, например Анаксимандр и Фалес (Porph. VP 2; Iam. VP 11-12), однако стремление эллинистических эрудитов связать всех великих философов нитями личной преемственности едва ли заслуживает серьезного внимания. Что касается Ферекида, то Ион, впервые упомянувший его рядом с Пифагором, еще ничего не говорит об их личных контактах. Но уже в следующем веке историк Андрон из Эфеса, автор книги о семи мудрецах, называет Ферекида учителем Пифагора (D.L. 1,119), за ним следуют Аристоксен (fr. 14) и Дикеарх (fr. 34). Андрон черпал свои сведения из Феопомпа, который повествовал о чудесах и предсказаниях Ферекида (7 А 6). Андрон приписал те же чудеса Пифагору, изменив лишь имена и географические названия. [129]

129

См.: Jacoby F. The First Athenian Prose Writer, Mnemosyne 13 (1947) 24 n. 32; Burkert, 144 n. 133.

Соседство Ферекида и Пифагора в легендарной традиции не должно нас смущать: она сближала персонажей по определенному признаку — наличию «чудесных» историй. Эмпедокла в этой связи поминали ничуть не реже, в то время как Аристотель называл его ?????????? (31 А 22) и цитировал больше, чем любого другого из досократиков. Несмотря на древность традиции, сближающей Ферекида и Пифагора, она, скорее всего, неисторична. В пифагореизме едва ли найдутся черты, свидетельствующие о близости его основателя к Ферекиду. [130] Гораздо больше сходства в стиле их жизни, что как раз и могло послужить основанием для сближения. «Если Ферекид был мудрецом того типа, который связан с чудесными историями, а именно таким был Пифагор, то связь между двумя схожими современниками была бы изобретена независимо от того, существовала она в действительности или нет», — писал по этому поводу Рэйвен. [131] Возможно, здесь сыграли свою роль и стихи Иона.

130

Учение метемпсихоза, которое приписывает Ферекиду Суда, — это

поздняя выдумка, призванная объяснить его сближение с Пифагором (Long. Op.cit, 13 f). Ср.: Schibli ?. S. Pherekydes of Syros. Oxford 1990, 11 ff, 104 f.

131

KR, 50 f. Cm. также: Zeller, 299 ?. 2; Philip, 188. Стоит заметить, что Ферекид не был «обычным» теологом и чудотворцем: тот же Аристотель находил рациональные черты в его учении (7 А 7). Есть основания полагать, что на него повлиял Анаксимандр (Kahn Ch. ?. Anaximander and the Origin of Greek Cosmology. New York 1960, 240; Fritz K. von. Pherekydes, RE 19.2 [1938] 2030 f).

Итак, ничего определенного об учителях Пифагора сказать нельзя. [132] Несмотря на его несомненную близость к ионийской традиции и знакомство с идеями милетских философов, никто из них, вероятно, не был его прямым наставником.

«Достигнув сорока лет, — говорит Аристоксен, — Пифагор, видя, что тирания Поликрата слишком сурова, чтобы свободный человек мог переносить ее надзор и деспотизм, уехал вследствие этого в Италию» (fr. 16). Годом его отъезда с Самоса Аполлодор считал первый год 62-й олимпиады (532/1 г.), основываясь, как полагают, на сочинении самого Аристоксена, [133] а Тимей — вероятно, 529 г. [134] Следовательно, приблизительной датой рождения Пифагора можно считать 570 г. Единственным препятствием здесь служит то соображение, что уже в труде Аристоксена содержалась синхронизация главного события в жизни Пифагора — прибытия в Италию — с его акме. Такой прием действительно характерен для эллинистической биографии, но ниоткуда не следует, что им пользовался Аристоксен, стоявший у самых истоков этого жанра. [135] Биографии Аристоксена посвящены, как правило, людям недавнего прошлого — Сократу, Платону, Архиту и едва ли нуждались в искусственной синхронизации. Остается добавить, что любая альтернативная хронология критики не выдерживает [136] и время около 570 г. считается едва ли не общепринятой датой рождения Пифагора.

132

Фон Фриц полагал, что упоминание еще об одном учителе Пифагора — Гермодаманте, потомке Креофила, из известной семьи самосских аэдов (D.L. VIII,21; Porph. VP, 15), могло принадлежать Аристоксену (von Fritz. Pol., 17; ср.: Delatte. Vie, 151; Philip, 189). Если это и так, оценить достоверность подобной информации невозможно.

133

Jacoby F. Apollodors Chronik. Berlin 1902, 216 f; Burnet, 88 n. 1; Philip, 185; Burkert, 110 n. 4; Mosshamer A. A. The Cronicle of Eusebios and Greek Chronographical Tradition. Lewisburg 1979, 282. Разумеется, у Аристоксена едва ли стояла точная дата, ее должен был высчитать сам Аполлодор.

134

Burnet, 89; Minar, 133 ff; de Vogel, 23 f. Ср.: Jacoby. FGrHist IIIb, Not. 198; von Fritz. Pythagoras, 180 f.

135

Построения Мосхамера на этот счет неубедительны (Mosshamer. Op.cit, 234). Ср.: Bowen А. С. The Minor Sixth (8:5) in Early Greek Harmonic Science, AJP 99 (1978) 501-506.

136

Morrison. Pythagoras, 144; von Fritz. Pythagoras, 179 ff; Philip, 195 f; De Vogel, 21 ff.

Поликрат приходит к власти на Самосе около 540 г. [137] и до 522 г. остается единоличным правителем острова. Эпоха его правления была весьма благоприятна для Самоса: на острове ведется обширное строительство, его экономика процветает. Подобно многим греческим тиранам, Поликрат покровительствовал талантам: при его дворе жили поэты Ивик и Анакреонт, работали знаменитый врач Демокед и создатель самосского туннеля инженер Евпалин. Что же заставило Пифагора уехать с Самоса? Действительно ли связь с земельной аристократией, враждебной Поликрату? [138] Или, как считают некоторые, политические мотивы его эмиграции просто выдуманы Аристоксеном, чтобы приписать ему славу тираноборца? [139] Вероятно, любой ответ здесь будет гадательным. Можно лишь полагать, что, будь Пифагор только философом и ученым, ему, вероятно, нашлось бы место под властью просвещенного тирана. Однако он был еще и человеком, движимым сильными политическими амбициями и посвятившим политике немалую часть своей жизни. Трудно ли было ему понять, по прошествии нескольких лет тирании Поликрата, что Самос слишком мал для них обоих? Политическая карьера в условиях тирании могла вывести его только в приближенные тирана, но этот путь вряд ли подходил для такой личности, как Пифагор. [140]

137

Shipley Gr. A History of Samos: 800-188 B.C. Oxford 1987, 74 ff.

138

Minar, 6 f.

139

Levy. Recherches, 46; Burkert, 119.

140

О насильственной или добровольной эмиграции самосских аристократов при Поликрате см.: Shipley. Op.cit., 91. Выбор Кротона в качестве места эмиграции едва ли случаен: между двумя городами уже в то время должны были существовать торговые связи (Ciaceri ?. Storia della Magna Grecia. V. II. Milano 1940, 18 f, 234 f).

2.3 Великая Греция

По удачной характеристике Майнера, «Пифагор прибыл в Кротон в качестве религиозного и морального учителя... вероятно, с некоторым опытом реакционого политического агитатора. Он был человеком с сильными социальными и политическими предубеждениями и глубоким чувством собственной значимости. Он был избранным лидером, пророком, но не без хитрости и хорошего знания практических деталей и средств, которые только и могут объяснить его последующий феноменальный успех». [141] Вот как описывает его приезд Дикеарх (в передаче Порфирия):

141

Minar, 7.

«Когда Пифагор прибыл в Италию и появился в Кротоне, он расположил к себе весь город как человек много странствовавший, необыкновенный и по своей природе богато одаренный судьбой, ибо он обладал величавой внешностью и большой красотой, благородством речи, нрава и всего остального. Сначала, произнеся долгую и прекрасную речь, он очаровал старейшин, собравшихся в совете, затем, по их просьбе, дал наставления юношам, после них детям, собранным вместе из школ, и, наконец, женщинам, когда и их созвали, чтобы его послушать» (fr. 33).