Наука, философия и религия в раннем пифагореизме
Шрифт:
Во взглядах Гиппона помимо очевидной зависимости от теории Алкмеона нетрудно заметить гораздо большую последовательность, доходящую до примитивизирующего схематизма. Равновесие множества качеств сведено у него к изменению состояния влаги в зависимости от воздействия холода и тепла. Если Алкмеон выдвигал не только внутренние, но и внешние причины болезней, то Гиппон явно стремился свести все к одному принципу. [872] Свою теорию он подкреплял примерами, взятыми из повседневной жизни, а не из врачебной практики, что вполне естественно для натурфилософа, мало интересовавшегося конкретными болезнями. [873] Теория же Алкмеона намечает в сжатом виде целую программу анализа и классификации болезней, в которой учтены как самые общие (климат), так и индивидуальные факторы (состояние организма), внешние и внутренние причины болезни, место ее возникновения, возможные способы лечения. Представить себе последующее развитие греческой медицины вне рамок этой программы едва ли возможно.
872
Не зря Аристотель называл его взгляды «слишком грубыми» (Met. 284 а 4).
873
Достаточно схематичной, хотя и более развитой, была теория Филолая, которая, помимо традиционных для пифагорейской медицины причин болезней (недостаток или избыток тепла, холода и пищи), отводила главную роль состоянию желчи, крови и
Влияние теорий и методов италийских врачей на развитие гиппократовской медицины — это отдельная тема, которая здесь может быть лишь бегло затронута. Представление Алкмеона о здоровье как наилучшем равновесии качеств становится в V в. доктринальной основой всей греческой медицины. [874] Конкретные пары противоположностей варьировались: кто-то, вслед за Алкмеоном, считал главным холодное и горячее (либо воду и огонь), другие предпочитали иные качества или элементы, но в целом полемика шла в русле идей, заданных италийскими врачами. Ее результатом стала одна из известнейших доктрин гиппократовского корпуса — гу-моральная патология, [875] заменившая первоначальные «элементы» и «качества» на четыре «сока» (кровь, флегму, желчь и черную желчь), от равновесия которых зависит здоровье. Развитая позже Галеном, гуморальная патология процветала от начала средневековья до XVIII в. и была опровергнута только в XIX в.
874
Palm. Op.cit, 110 ff; Pohlenz. Op.cit, 80 ff; Sigerist. Medicine, 317; Goltz. Op. cit, 275 ff.
875
О роли пифагорейцев и особенно Эмпедокла с его учением о четырех элементах см.: Schoner ?. Das Viererschema in der antiken Humoralpathologie. Wiesbaden 1964, 4 ff, 13 f, 55.
Из воспринятой греческими врачами схемы объяснения болезни вытекали и сходные приемы ее лечения. Если говорить о внутренних болезнях, то одним из главных методов становится диета и гимнастика. Младший современник Иккоса Геродик из Селимбрии, которого считают учителем Гиппократа, основал школу, уделявшую особое внимание этим двум направлениям. [876] Еврифону, самому старшему из известных нам книдских врачей, приписывают авторство Гиппократовских трактатов «О диете» и «О диете здоровых». [877] Установить это с надежностью едва ли удастся, но даже из краткого пересказа учения Еврифона видно, что оно представляло собой чисто диетическую теорию:
876
Pl. Res. 406 a-c; см.: Juthner. Op.cit, 9 ff; Schumacher. Medizin, 81 ff. Отождествление Геродика из Селимбрии с книдским врачом Геродиком (Grensemann ?. Knidische Medizin. Teil I. Berlin/New York 1975, 14 f) ошибочно; см.: Kollesch J. Knidos als Zentrum der fruhen wissenschaftlichen Medizin im antiken Griechenland, Gesnerus 46 (1989) 11-27.
877
Grensemann. Op.cit., test. 6a-b.
«Еврифон Книдский полагает, что болезни возникают следующим образом: когда живот не переваривает принятую пищу, из нее образуются «остатки», которые затем подымаются в места, находящиеся в голове (???? ???? ??? ??????? ??????), и вызывают болезни. Если же живот пуст и чист, пища переваривается как следует, в противном случае происходит так, как сказано выше». [878]
Наряду с диететикой, Еврифон не отказывался и от старых приемов «разрезания и прижигания», так что представлять его самым ранним врачом-диететиком едва ли возможно. [879] Италийская медицина практиковала диететику уже в VI в., и трудно представить себе, чтобы врачи за пределами Великой Греции ничего об этом не знали. [880]
878
A.L. IV,31 ff = Grensemann. Op.cit., test. 8. Не объясняется ли влиянием Алкмеона та странная роль, которую играет голова в учении Еврифона? Ведь именно Алкмеон считал недостаток или избыток пищи главной непосредственной причиной болезней, а мозг — одним из мест их возникновения (24 В 4). Сходной доктрины о роли головы в пищеварении придерживался некий Тимофей из Метапонта, в пересказе учения которого также встречается выражение ???? ???? ??? ??????? ?????? (A.L. VIII,9 ff). Об этом Тимофее больше ничего неизвестно, но его происхождение из Метапонта говорит о том, что он стоял к кротонской диететике даже ближе, чем Еврифон. Еще один приверженец этого учения, некий Алкамен из Абидоса, полагал, что пищевые «остатки», подымаясь к голове, затем распределяются ею по всему телу и вызывают болезни (A.L. VIII,6 ff). Из краткого упоминания о Еврифоне в этом же пассаже можно понять, что и он приписывал голове роль вспомогательного органа в распределении пищевых «остатков». Не связано ли это с открытием Алкмеона решающей роли мозга в жизнедеятельности человека? См. ниже, IV,5.3.
879
Если даже принять хронологию Еврифона (род. ок. 500 г.), предложенную Гренземаном (Grensemann. Op.cit., 197 ff), то и в этом случае он оказывается младше Каллифонта, Демокеда и Алкмеона и ровесником Иккоса. Однако эта датировка явно слишком ранняя. Из биографических данных следует, что: 1) Еврифон был старше, чем Гиппократ (род. ок. 460 г.) и вместе с ним лечил македонского царя Пердикку, правившего около 450-413 гг. 2) Платон-комик (писал между 425 и 390 гг.) высмеивает поэта Кинесия (вторая половина V в.), которого Еврифон лечил с помощью прижигания (Grensemann. Op.cit., test. 3-4). Таким образом, время деятельности Еврифона следует отнести к середине и второй половине V в.
880
О влиянии на Еврифона новых диетических методов, идущих из Италии, см.: Lorenz G. Antike Krankenbehandlung in historisch-vergleichender Sicht. Heidelberg 1990, 174 ff. В целом о связи западногреческой и книдской медицины см.: Palm. Op.cit, ПО ff. В более ранней работе Гренземан также отмечал влияние Алкмеона на развитие идей книдской школы (Grensemann ?. Die hippokratische Schrift 'Uber die heilige Krankheit'. Berlin 1968, 27 f), но после критики Жуанна (Jouanna J. Hippocrate. Pour une archeologie de Vecole de Cnide. Paris 1974, 510 n. 1) ограничился одним беглым упоминанием о нем (Knidische Medizin, 53).
Вообще диета занимает непропорционально много места в гиппократовском корпусе. Ей посвящен ряд специальных сочинений («О диете», «О пище», «О диете при острых болезнях» и др.), во многих других ей также уделено немало места, [881] а автор трактата «О древней медицине» прямо отождествляет всю медицину с диететикой. [882] (Конечно, его коллеги, занимавшиеся хирургией или гинекологией, вряд ли разделяли этот взгляд.) В ряде случаев проверенная диета и режим наряду с другими средствами действительно могли сослужить немалую службу. Другое дело, насколько подходящей была эта диета, ведь принцип классификации диетических средств опирался на схему, согласно которой болезнь, вызванная холодом, должна лечиться теплом и т.п. [883] Говоря о бесспорных примерах влияния пифагорейской медицины
881
Так, например, в трактатах «О болезнях» и «О внутренних болезнях» основой терапии служит диететика; о лекарствах в нашем понимании почти ничего не говорится (Goltz. Op.cit, 109 f, 202 ff; 286 ff). Гейдель справедливо называл диететику «основой гиппократовской медицины» (Heidel. Medicine, 121).
882
О пифагорейском влянии на этот трактат см.: Wellmann ?. Die pseudohippokratische Schrift ???? ??????? ????????, AGM 23 (1930) 299-305; ср.: Festugiere A.-J. Hippocrate. LAncienne medicine. Paris 1948.
883
О классификации растений на «холодные» и «горячие» см. ниже, IV,5.2.
884
Вельман считал автора трактата «О священной болезни» пифагорейским врачом (Wellmann, Schrift, passim). Это, разумеется, преувеличение, но его близость к Алкмеону несомненна (Grensemann. Schrift, 27 f).
885
Edelstein. Hippocratic Oath; Sigerist. Medicine, 98, 231, 300 f.
886
De Vogel, 235 f; Carrick P. Medical Ethics in Antiquity. Dordrecht 1985, 110 f, 134 f.
Сравнивая пифагорейскую (или раннеиталийскую) медицину с гиппократовской, не следует забывать, что мы имеем дело, с одной стороны, с десятком свидетельств, относящихся к VI-первой половине V в., а с другой — с десятками трактатов, написанных во второй половине V-IV в. Гиппократовская медицина не только выглядит неизмеримо богаче и развитей пифагорейской — она действительно была такой. Эту медицину, объединившую теоретические и практические результаты многих поколений греческих врачей, невозможно вывести из учений и методов врачей-пифагорейцев. Но столь же опрометчивым было бы игнорировать их роль в становлении гиппократовской медицины. Шаблонное деление на «физиологов»-ионийцев и «арифмологов»-пифагорейцев должно наконец уступить место более взвешенному и детальному подходу, который найдет достойное место для обеих ветвей развития греческой культуры.
5.2 Ботаника
Из числа пифагорейцев о растениях писали по меньшей мере двое, Гиппон и его старший современник Менестор из Сибариса. О взглядах Гиппона в этой области известно очень мало. В «Истории растений» Феофраста мы встречаем о нем следующее упоминание:
«Всякое растение, говорит Гиппон, может быть и диким, и садовым в зависимости от того, получает оно уход или нет; бесплодным же и плодоносным, цветущим или нецветущим оно становится в зависимости от места или окружающего воздуха, точно так же — теряющим листву или вечнозеленым» (39 А 19).
Хотя Феофраст нигде не конкретизирует, как именно объяснял Гиппон произрастание растений и различия между ними, в этом отрывке отражены практически все основные проблемы, которыми занималась тогдашняя ботаника. Ко времени Гиппона некоторые из них уже стали традиционными, в частности объяснение филлоболии (опадения листвы) и связанный с этим вопрос о вечнозеленых растениях. Из целого ряда упоминаний у Феофраста следует, что Менестор, первый известный нам греческий ботаник, имел на этот счет уже целую теорию. Известный в диететике принцип рассмотрения еды и питья с точки зрения содержащихся в них тепла и холода Менестор перенес на изучение растений, разделив их всех на теплые и холодные. [887] Он полагал, что носителем жизни и тепла является содержащаяся в растениях влага (????? ???????, 32 А 7), [888] и чем ее больше, тем устойчивее растение к холоду. Избыток же холода или тепла приводит к уменьшению влаги, так что растение либо замерзает, либо засыхает. [889]
887
Очень вероятно, что занятия Менестора ботаникой начались с лекарственных растений, в которых он пытался обнаружить интересующие его качества, а затем распространились и на другие виды растительного мира. Ср.: Singer Ch. Greek Biology and Its Relation to the Rise of Modern Biology, Ch. Singer, ed. Studies in the History and Method of Science. Oxford 1922, 22.
888
О развитии этого понятия Феофрастом см.: Hoppe. Op.cit., 142 ff.
889
Объяснение филлоболии, предложенное Менестором, сохранялось до конца античной эпохи: Capelle. Op.cit, 283 ff.
Критикуя теорию Менестора, Феофраст последовательно разбирает его аргументы в пользу существования теплых и холодных растений. Во-первых, считал Менестор, эти качества соотносятся с плодоносием растений: теплые плодоносны, а холодные бесплодны. Во-вторых, растения могут выживать только в противоположных местностях: теплые — в холодных, холодные — в теплых; «к самым теплым растениям он относил наиболее обильные влагой, такие как камыш, тростник, кипер. Вследствие этого они не замерзают и во время зимних холодов. А из остальных растений более теплыми являются те, которые наиболее способны сохраняться в холоде, как-то: ель, сосна, кедр, можжевельник, плющ». В-третьих, наиболее теплые растения быстрее всего созревают и дают плоды. В-четвертых, вечнозеленые растения сохраняют листву именно вследствие своей теплоты, растения же, обладающие недостаточной теплотой, теряют листья (32 А 5). В-пятых, лучшие палочки для добывания огня изготавливают из плюща, который, будучи теплым по природе, быстрее всего воспламеняется (32 А 3, 6).
Менестора явно интересовало не столько описание растений, сколько объяснение различий между ними. Он подходил к своему предмету вполне рационально, опираясь на верные наблюдения, хотя и давал им неверные интерпретации. [890] Но таково, к сожалению, большинство научных теорий, в том числе и куда более солидных, чем учение Менестора. Для своего времени его объяснения звучали, вероятно, вполне убедительно. Действительно, почему бы не предположить, что большее внутреннее тепло вечно зеленых растений позволяет им сопротивляться холоду? И почему бы не связать это тепло с большим количеством влаги: ведь в замерзших на зиму деревьях — и тем более в высохших от жары — влаги действительно очень мало! В конце концов, даже Феофраст, критиковавший разделение растений на холодные и горячие, не смог полностью отказаться от этой теории, [891] а ведь его трактаты о растениях служили образцами вплоть до XVIII в.
890
Так, например, его объяснение филлоболии в первую очередь конституцией растений основано, вероятно, на том, что в Средиземноморье вечнозеленые и сбрасывающие листву растения перемешаны друг с другом, так что опадение или сохранение листьев осенью не может быть выведено исключительно из климатических факторов (Senn. Entwicklung, 29).
891
Hist pl. 1,2.4. См.: Hoppe. Op.cit, 140, 142 ff.