Навсегда моя
Шрифт:
– Отойди, – прошу его, максимально спокойно. А у самой на сердце такой раздрай, что слезы вот-вот покатятся по щекам.
– Держись подальше от Артема, ото всех моих знакомых.
– Глеб, уйди, – повторяю я. Ком в горле такой противный, липкий, что никак не сглотнуть его, кажется, задыхаюсь.
– Поняла? В ином случае…
– В ином случае что? – повышаю я голос, не выдержав. – Выгонишь меня?
Он несколько раз моргает, будто не ожидал такой реакции.
– Ты всегда была чужой, забыла?
Закрываю глаза, пытаясь вспомнить, сколько раз он называл
Не станет меня, никто и не заметит. Теперь я в этом уверена.
– Всегда помнила. Поэтому ухожу! Рад? – произношу тихо, хотя на самом деле, где-то в глубине души мне хочется кричать, чтобы кто-то остановил меня. Переживал обо мне. Нуждался…
Как глупо…
Наверное, Глеб оказался последней каплей в этом море унижений, несогласия и недопонимания. Бесконечные упреки, язвительные фразы, тот поцелуй и даже разговор с Ниной — все это так отчетливо звучат в голове, как мелодия, которую охота выкинуть забыть, но не получается.
Выскальзываю от Гордеева, поднимаюсь на второй этаж, свернув в сторону комнаты. Каждый шаг отдается в сердце резким ударом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться прямо тут.
Не понимаю, что сделала не так? Когда все сломалось… Почему я? Почему не кто-то другой. Зачем биологическая мать родила меня? Зачем обрекла на эти страдания? Невыносимо.
Когда дохожу до спальни, замечаю, что там никого. Новая ученица матери, как я и думала, на тренировке. Отодвигаю створку шкафа, вытаскиваю оттуда сумку, куда прислуга сложила мои вещи, беру ее и выхожу прочь. Правда у дверей задерживаюсь, зачем-то бросаю прощальный взгляд на место, где провела столько лет. Здесь ничего так и не смогло стать для меня родным.
– Может, так и лучше, – шепчу сама себе.
Направляюсь к выходу, уже вызвав такси к центру города, в голове ни одной мысли, куда идти дальше, где ночевать. Знаю только одно: не останусь тут. Не выдержу ни одной ночи больше.
Дергаю ручку входной двери, переступаю порог, и вдруг до меня доносится голос Глеба.
– Дашка! – кричит он, находясь от меня явно на приличном расстоянии, но я не оборачиваюсь.
– Даша!
Подсознание приказывает игнорировать его. На этом мы должны поставить точку. В конце концов, так будет лучше, никто не будет никому отравлять жизнь.
У ворот уже ждет такси, удивительно, как быстро приехало. Дергаю ручку, поджав губы и сажусь в салон.
Будь, что будет… Эту партию я проиграла.
Глава 19 - Глеб
Когда я вижу Дашку со спортивной сумкой, не сразу понимаю, что к чему, но все равно зову ее. Наверное, она опять меня не поняла или я выражаюсь не так, черт знает. Мне просто хотелось дать ей понять, что от Артема нужно держаться подальше, и дело совсем не в моей накрученной ревности. Не очень приятно признавать, но я действительно ревную.
Настигаю ее уже около ворот, но остановить не успеваю: Даша садится в такси, белую Шкоду с номером сто пятьдесят пять, пока я злюсь. На себя. На нее. На Артема.
Надеюсь, что она поехала не к нему. Проклятье… Как же жилось проще раньше, пока не было Нестера, моего универа и травмы Дашки.
Я не зацикливался на ней, просто тайком поглядывал на Дашу, иногда мысленно отмечал, как она хорошо выглядит, а иногда наоборот, задумывался, почему у нее нет настроения или бледное лицо. Нет, я не видел и не мог в принципе увидеть в этой девушке сестру. Да и семьей своей не считал. Однако Даша все равно всегда была чем-то важным, она занимала особое место в моем сердце, как бы сильно я не пытался сбежать от этого чувства, сколько бы замков не вешал.
Возвращаюсь домой, по пути вытаскиваю мобильный, заостряя внимание, что на часах почти половина девятого. А потом резко останавливаюсь в холле, происходящее повергает в шок.
Маленькая худенькая девочка с длинными белыми косами, в чешках идет по коридору следом за моей матерью. У меня перехватывает дыхание, словно кто-то со всей силы ударил в грудь, в область солнечного сплетения. Не могу ни сглотнуть, ни выдохнуть, так и смотрю на них, медленно удаляющихся от меня. Ей богу, будто кошмарный сон, который преследует по кругу уже не первый год. Мать не улыбается, она всегда была скупой на эмоции, только что-то приговаривает этой девочке. Та же наоборот глотает каждое ее слово, жест и смотрит так воодушевленно, будто перед ней настоящая мать. Точно также в свое время и Дашка себя вела: бегала собачонкой за мамой, видела в ней родню, тогда как мать хоть и чокнулась, но в приемной дочке свою кровь никогда не видела.
Срываюсь с места, сократив между нами расстояние и наплевав на все нормы приличия, кричу на весь особняк:
– Ты в конец спятила?
Малышка вздрагивает, зато мама и глазом не моргнет. Только кольцо на пальце в типичной манере крутит.
– Это Алина, наш член семьи и будущая звезда балета. У нее отличные данные, – то ли хвалит, то ли констатирует она факт.
– А Дашка? Ты восемь лет назад притащила ее в наш дом с этими же словами.
– Больше она мне не нужна, – отмахивается она. И тут все – меня накрывает. Подхожу к журнальному столику, беру вазу и со всей дури швыряю ее в стену. Девчонка визжит, мама же молча кидает на меня равнодушный взгляд. Тогда я ставлю ногу на столик и переворачиваю его. Грохот разлетается по пустому, никому не нужному дому.
– Глеб, – в типичной манере учительницы произносит она мое имя.
– Зачем? – у меня дрожат губы, и яркие вспышки воспоминаний туманом затягивают пленку на глазах. Снова удушающее чувство вины, которое сдавливает удавку на шее. Я ненавижу себя. За все. И в том числе за то, что Дашке испортил жизнь. Если бы не я, моя мать не сошла бы с ума и не стала делать из незнакомого ребенка балетную куклу.
– Пойди, подыши воздухом, – сухо говорит мама. – Заодно скажи прислуге, чтобы вещи Дарьи выставили из комнаты.