Навсегда моя

Сью Ники

Черты его лица вдруг становятся мягче, да и взгляд оттаивает.

– Хорошо, – наконец, произносит Гордеев.

– То есть... – господи, и почему мне так сложно построить диалог. – Ты выйдешь сейчас или позже? Я просто... думала, мы могли бы... позавтракать вместе. Но если ты не...

– Если ты хочешь, чтобы я шел без майки, то так и скажи. – На его губах играет усмешка, словно у мальчишки, который пытается хорохорится перед девочкой, которая ему нравится. Или это уже я надумываю себе.

–

Пожалуй, лучше есть одетым, – кое-как выдавливаю я.

– Уверена? Может лучше так? – его тон становится ещё игривее, и у меня складывается впечатление, что он заигрывает. Притом намеренно, словно мы с ним впервые познакомились. Быть не может!

– Лучше в майке, Глеб.

– Расслабься. Я и не планировал, есть раздетым, иди, сейчас приду.

– Я и не…

– Иди уже, – кивает он в сторону кухни, и я больше не спорю, удаляюсь.

На завтрак я поджарила тостовый хлеб с яйцом и сыром, и запекла в духовке запеканку. С последним было сложно, долго не могла понять, как включается сама духовка, но в итоге все получилось.

Глеб заходит на кухню через пару минут, слава богами, уже одетый, по глазам вижу, удивлен. Усаживается за стол, я тоже сажусь напротив, правда сама не ем, жду пока Гордеев попробует, наблюдаю за его реакцией. Он подносит тост к губам, откусывает, и пока жует, я вся внутренне напрягаюсь. Жуть как хочется, чтобы ему понравилось.

– Неплохо, – изрекает, наконец он, и даже дарит мне мимолетную улыбку. Все-таки ему идет улыбаться, это выглядит слишком мило, настолько, что моя бы воля, я бы сделала фото и иногда поглядывала на него.

– Рада, что понравилось, – тихонько отвечаю, уткнувшись носом в свою тарелку. Теперь мой черед пробовать, а ведь, в самом деле, неплохо.

– Я вчера пошерстил разные сайты, – начинает он новую тему, при этом, не отвлекаясь от еды. – И нашел одного балетмейстера, который прошел через травмы и все такое. Я написал ему, предложил встретиться.

– Глеб… – у меня аж дыхание перехватывает, да и в целом, становится не по себе. Так страшно говорить о балете, тем более, кому он теперь нужен? У мамы новая прима есть.

– Я не знаю, чего ты хочешь, но чтобы снова вернутся в балет, тебе нужен кто-то, кто будет тебя тренировать, находиться рядом. – Пытается зачем-то убедить он меня.

– Мама списала со счетов свою приемную дочь. У нее новая девочка, – слова застревают комом в горле. Мне и есть-то больше не хочется.

– Да и пошла она к черту со своими закидонами. – Как-то резко отзывается он. Выражение лица у Глеба вмиг меняется на более напряженное, тяжелое. Он отодвигает тарелку, но взгляда на меня не поднимает.

– У меня вряд ли получится…

Между нами повисает пауза. Она такая запутанная, как клубок ниток, который невозможно размотать. Потому что каждый из

нас пребывает в своих мыслях, решениях, проблемах. Но где-то внутри мне безумно приятно, что Глеб сейчас здесь, ест со мной и говорит все эти фразы, проявляет несвойственное ему участие

В этот момент я вижу в нем уже в который раз далеко не брата. А ведь когда-то я видела в Глебе исключительно человека, который должен стать родным, близким, семьёй, а уж не парня, от которого щемит в груди. И ведь действительно щемит…

Обхватываю кружку обоими руками, вдыхая приятный аромат кофе. Мы никогда не ели вместе. Я не помню, когда в последний раз разговаривала с кем-то во время приема пищи. Именно так, как поступают в нормальных семьях. И вдруг я ловлю себя на том, что мне хотелось быть завтракать всегда так. И даже готовка не смущает, наоборот, приятно смотреть, как кому-то нравится уплетать твою стряпню.

– На сцене передо мной ты отлично справлялась, – Глеб неожиданно поднимает голову и его горячий вспыхнувший, словно искра, взгляд заставляет отчего-то смутиться.

– Ты дарил мне букеты с черными розами, – напоминаю я, до сих пор, поражаюсь, где он находил эти цветы. Что странно, несмотря на цвет, бутоны всегда были безумно красивыми. – Мне казалось, тебе не нравиться, как я танцую.

– Кто знает, – неоднозначно отвечает Глеб. – Спасибо за завтрак. Было вкусно.

Он поднимается из-за стола, берет тарелки, но я тут же подскакиваю и хочу выхватить их. Наши пальцы случайно соприкасаются друг с другом, и меня словно током прошибает, хотя ощущение безумно приятное. Волнительное такое, аж сердце заходится волчком.

– Что ты делаешь? – Глеб почему-то не спешит отодвинуть пальцы, будто тоже оттягивает момент мимолетной близости.

– Хочу… помыть посуду, – с придыханием произношу, но кажется, будто признаюсь в любви. Да что за ерунда.

– Я сам, – он дотрагивается до моего запястья и так нежно, мамочки, просто безумно заботливо убирает мою руку. Его действия так и кричат: «ты мне нравишься», нет, иначе: «черт возьми, ты мне очень нравишься». Не может же человек быть таким с абсолютно любой или ненавистной ему девушкой? Раньше Глеб вел себя иначе.

– Ладно, – пытаюсь звучать уверенно, но голос выдает волнение.

Я с неохотой отстраняюсь, а потом, чтобы избежать неловкой паузу, ухожу к себе. А у самой щеки горят… и кажется, бабочки в животе порхают.

Глава 22 - Даша

В универ мы едем по отдельности, хотя я бы может и хотела поехать вместе, но Глеб не предлагает, да и пары у нас начинаются в разные время: ему к первой, мне к третьей, потому что лектор по философии заболел.