Навсегда моя

Сью Ники

– Артем, – дотрагиваюсь до его телефона, заставив Нестерова перевести взгляд на меня. Сейчас он не кажется таким уж дерзким, уверенным и в целом засранцем. Он будто раскис, разочаровался в себе и в мире. Мне знакомо это чувство, и то, как умело оно отравляет жизнь.

– Что? – глухо спрашивает Нестеров.

– Я давно знаю Глеба. И мои чувства к нему зародились еще до знакомства с тобой. Поэтому…

– Значит, – грустно хмыкнув, он переводит тяжесть тела на другую ногу. – У меня и шансов-то не было?

– Оставь нас в покое, – помедлив, я добавляю. –

Пожалуйста. Я итак не самый счастливый человек.

– Да почему я должен сдаваться, когда мы еще не начинали? – вижу в его глазах огонек, и чтобы погасить ненужную надежду, решаюсь бить до конца.

– Мои родители сдали меня в приют в день моего рождения, бросили. Там я прожила до десяти лет, потом меня удочерили, но мама оказалась не особо такой, какой я себе представляла. Моя жизнь – это не кадры из романтического ситкома. Мне итак досталось.

Артем размыкает губы, но видимо не знает, что сказать. Что ж, если бы мне кто подобное поведал, я бы и сама замешкалась.

– Чтобы попасть в балетное училище, мать ограничивала меня в еде, взамен я занималась изнурительными тренировками. В балетном добилась успеха, но каждый день терпела унижения и нападки от учителей, не говоря уже об одноклассницах, которые меня ненавидели.

Артем слушает, не моргнув.

– И во всем этом аду, только Глеб был рядом. Для меня, – в этот раз слезы все-таки скатываются по щекам. Потому что перед глазами мелькает то прекрасное, что случилось между нами с Гордеевым за последние дни. А еще я почему-то вспоминаю детство, и теперь мне не кажется, что Глеб пытался изводить меня.

Скорее всего, он просто не знал, как правильно поддерживать, сказать об опасностях, да и я была для него врагом. И все равно он пытался, шел против себя, не намекал, а говорил прямо – в балете будет плохо, мать тебя не любит, поешь, пока не сдохла. Конечно, звучало грубо, но бывает, что человек иначе не может. И Глеб, скорее всего, не мог. Мне почему-то теперь кажется, все именно так.

Утерев слезу тыльной стороной ладони, я продолжаю.

– Глеб – моя семья и свет в конце туннеля. Пожалуйста, Артем, зарой топор войны. Если я тебе правда хоть немного нравилась, давай отпустим друг друга?

Он не отвечает, и вообще довольно долго молча смотрит в стену. Мне уже начинает казаться, что я совершила ошибку, раскрыв этому парню свое сердце. Сжав крепче лямку рюкзака, перевожу взгляд на Кристину, которая стоит в самом начале коридора. Она сказала, что никуда не уйдет, вдруг мне понадобиться помощь. В душе я бесконечно благодарна ей за поддержку. Даже не знаю, что бы делала без этой рыжеволосой боевой девчонки.

Наверное, пора уходить. Если слова, сказанные со всей искренностью, не подействовали, значит у Нестерова деревянное сердце или вообще дыра в груди. Я ошиблась на его счет. Глеб был прав… Как бы мне не хотелось обратного. Как бы я не пыталась видеть в людях хорошее.

И только собираюсь уйти, как Артем вдруг подает голос.

– Хорошо, – почти неслышно произносит он.

– Что? – не верю своим ушам.

– Когда мне стукнуло семь, мать от

меня отказалась, – его голос наполняется тяжестью, да и внешне Нестеров становится мрачнее тучи. – Отец забрал меня, но я долгое время ощущал себя брошенной собакой. И тут знаешь, каждый раз ловил отказы. В школе с девчонкой не сложилось, она выбрала не меня. Потом друзья отвернулись. Но я все равно не падал духом, – он тихонько усмехается, правда усмешка выходит вымученной, тоскливой. Мне даже становится жаль Артема.

– Поэтому… – он вдруг поворачивается ко мне и уже бодрее говорит, будто взял себя в руки. – Я понимаю тебя. И если рядом с этим выскочкой тебе лучше, пусть будет так. Я отступлю.

– Артем, – шепчу, ощущая как внутри наконец-то отпускает.

– Будь счастлива, Дарья. Ты этого достойна.

На этой ноте, он разворачивается и уходит. А я… мне кажется, что должна была и ему в ответ пожелать счастья. Но не могу. Из-за Глеба не могу. Простить человека, который бил твоего близкого – не про меня. Какая бы не сложилась судьба у Артема, он навсегда останется моим врагом.

– Эй, – Крис кладет мне руку на плечо, когда она только успела подойти, заботливо взглянув на мое лицо. – Ты как, Даша?

– Вроде нормально, – жму плечами, не определившись.

– Тогда предлагаю идти скорее в кафе. Пироженки сами себя не съедят.

– Угу… – киваю, еще не представляя, что вечером меня ждет очередной тяжелый разговор.

Глава 32 - Даша

– То есть… как это, тебя не ждать? – удивляется Глеб. Я делаю глоток латте, покачивая ногой. Мы сидим с Крис в кафе уже минут сорок, и успели обсудить, кажется все на свете.

– Я с подругой, – немного смущаясь, произношу. Какое все-таки приятное слово “подруга”, и как здорово, что у меня наконец-то она появилась. Наверное, все, что не делается, все к лучшему.

– С той рыжей? – уточняет зачем-то Гордеев. На фоне раздается короткий смешок, явно от Соболева. До сих пор не понимаю, что эти двое не могут поделить. Откуда такая неприкрытая раздражительность относительно друг друга?!

– Да, я с Кристиной. Ты не жди меня, ладно? Я сама доберусь.

– Я вообще-то переживаю, – чуть тише признается Глеб. И я совру, если скажу, что у меня не взрывается фейерверками сердечко от его слов. Вон даже улыбка глупая на лице появилась.

– Все нормально, честно. И если что, я всегда могу позвонить тебе и попросить приехать.

– Уверена, что не хочешь, чтобы мы присоединились? – уточняет Глеб. Перевожу взгляд на Крис и, прикрыв рукой нижнюю часть телефона, шепчу:

– Руслан и Глеб предлагают приехать, ты как?

– Упаси Всевышний! – хмыкает Ивлева, поднимая ладони кверху. – Тогда я сваливаю.

– Нет, Глеб, – отвечаю отрицательно. – У нас тут секретики, поэтому увидимся дома.

– Секретики? – каким-то больно заигрывающим тоном говорит он. – Вечером надеюсь, ты мне тоже поведаешь тайну какую-нибудь. А иначе мне придется стать плохим мальчиком.