Найти меломана!
Шрифт:
Павел? – Молча позвал он его и заглянул в кухню. Никого. Лишь в центре стола стояла фарфоровая миска с пирожками. На ватных ногах он сделал еще пару шагов. То, что он готов был увидеть, хлестнуло наотмашь: на него смотрели мертвые глаза Павла. Пуля снесла полчерепа, обрызгав стену, пол и правую руку Павла, которой он намертво вцепился в ручку распахнутой двери, ведущей в гостиную.
Сдержав немой крик, Саша невольно попятился и вдруг с размаха упал на спину – из под ноги выскользнуло белое кухонное полотенце.
– Сумка! – вспомнил он вслух и, отшвырнув полотенце, поднялся. Боли он не чувствовал. Стараясь смотреть в противоположную сторону, он осторожно протиснулся мимо Павла, схватил свою сумку и только сейчас заметил, что наследил на паркете – видимо, наступил на кровь. Его чуть не вырвало. От накатившей
В дверях подъезда он едва не сбил какую-то дебелую тетку. Спустя миг когда из ее рук выскользнул бидон и, громыхая, покатился, выплескивая молоко, он чуть не оглох от ее истошного визга. Завернув за угол следующего дома, до него все еще доносилось:
– Урод, урод, уро-о-о-од…
– Молодой человек, вы поранились. – На его руку с улыбкой кивнула ясноглазая девчонка лет 15-ти.
– Лолита, не приставай к мужчинам, – едва сдерживая смех, пропела ее сверстница, скаламбурив название старого фильма.
…От вязкой дремы он очнулся в вагоне пригородной электрички. На пальцах левой руки действительно запеклась кровь.
Пашина кровь… – Его вновь замутило. – Видимо, когда навернулся со всего маху, задел рукой натекшую черную лужицу… – Стало быть, и рукой тоже, – отчаянно усмехнулся он, вспомнив свои четкие следы на паркете. – Вляпался по самые уши, – безрадостно подытожил он и с остервенением стал оттирать засохшие следы чужой крови влажным комом носового платка. Почему платок оказался влажным он запамятовал и не стал напрягать мозги. За его манипуляциями с любопытством галчат наблюдали девчонки.
Сквозь стеклянные межвагонные двери нарисовались двое в форме. Контроллеры? – выпорхнула надежда. На всякий случай он приготовил билет. Но прежде – поглубже затолкал под сидение свою синюю сумку.
…Решение двигать в Железноводск – к давнему приятелю Петьке – пришло не сразу. На маленькую станцию под смешным названием “Золотушка” он притопал, когда окончательно рассвело. Он твердо знал только одно – из Семигорска надо бежать. Куда? – это еще предстояло решить: до электрички в сторону Минеральных Вод оставалось примерно 30 минут.
Руку все еще оттягивала потяжелевшая сумка, и он зашел в крошечное помещение станции. Внутри – никого. Он присел в уголочке, терзаемый тревожными мыслями.
Следовало действовать, а не бежать, – запоздало подумал он. – Звонить 02? Поздно! Ошалевшая молочница, наверняка, подняла уже кипиш. Тем более, – вспомнил он, – дверь в квартиру Паши он не прикрыл. Пройти мимо двух распахнутых дверей в той ситуации невозможно. Постой, – поправил он себя, – а почему – двух? Его память тут же отозвалась скрипучим плачем двери букиниста. На его задумчивый взгляд случайно ответили руки, машинально расстегнувшие молнию сумки. Из-под теплого свитера серебрилось что-то незнакомое. Чужое. Он отбросил свитер и вытащил… толстенную древнюю книгу сплошь в серебренном окладе. Срез страниц отливал золотом. Ниже он раскопал еще одну – ярко красную – с золотым тиснением замысловатого шрифта: “Магия чисел”.
Книги – соседа-букиниста, – безошибочно определил он. – В моей сумке?! – Очевидное никак не укладывалось в его голове.
Если допустить, что гибель приютивших его людей – невероятно молниеносная месть Сухова, то при чем тут букинист? Версию заурядного ограбления с невероятным стечением обстоятельств, – он отбросил: в его сумке лежало целое состояние. Да и в квартире его бывших соседей не было даже следов беспорядка. Кроме… – вновь подступила тошнота. Он с трудом проглотил слюну.
Сплошь – уравнения со многими неизвестными. И все же – при чем здесь букинист – добрейшей души человек, как не уставала характеризовать его Ольга. То, что бесценные книги подложили в его сумку без согласия букиниста, – он уразумел мгновенно. Подстава?! Для отморозков – слишком сложно. А то, что там орудовали отморозки, сомнений не вызывало: грубо, грязно, бессмысленно.
А может?.. – Еще более невероятная мысль обескуражила его настолько, что ввела в ступор. Уперев голову в руки, он мрачно уставился в темный, затканный паутиной угол.
Боковым зрением он заметил у своего ботинка крупного черного паука, пробегающего на невероятно
Вот тебе и линия поведения – выход в сложившейся ситуации. Его тоже чуть не придавил насмерть гнет судьбоносных событий – кто его знает, был бы ли жив он сейчас, если б не задержался у Леси…
Он распрямился и, слегка потянувшись, подошел к окошечку за билетом. Походя успел заметить, как умница-паучок уже вскочил на свои длинные ножки и быстро пробежал под безопасную сень станционной лавки. Единственно приемлемое решение подсказал благодарный паучок: когда судьба сулит гибель, следует покориться ее неумолимому диктату и… замереть. И – схорониться. Авось, пронесет?.. Рок, как и кобра, всегда реагирует на движение…
Решение ехать к Петьке (только бы застать дома!) пришло мгновенно: там, в тихом домике на окраине Железноводска, он мог до поры и “замереть”, и “схоронится”. До поры, когда придет время действовать: с достоверной информацией – до полной реабилитации и победы, до тех пор, пока он не будет владеть ситуацией и подсознание не найдет верного выхода. Не случайно мудрецы не уставали повторять – удавшаяся месть – всегда остывшее блюдо. Он не будет бежать, дергаться. Он – переждет неведомой силы грозу и она пройдет. Стороной.
Когда контролеры (это действительно оказались контролеры) пробили его билет и отмахнулись от проездных его юных соседок, электричка уже притормаживала у станции Бештау, откуда была пересадка на Железноводск.
Схватив сумку, он бросился к дверям; потертые ручки скользили в его ладони будто намыленные. Поставив сумку на платформу, он быстрым движением вытер вспотевшие ладони о брюки.
Из-за стеклянных дверей электрички вслед выскочившему помятому пареньку с двухдневной щетиной, цепко смотрел один из контролеров.
– Подозрительный тип, – бросил он товарищу по службе. – Черепушка бритая, как у зека… И – сумка. Ты обратил внимание как намертво он вцепился в сумку.
– Да, ладно тебе, Холмс. Думаешь, в сумке бомба?
– Не знаю-не знаю. Может, краденное? А может и бомба…
– Остынь, двери уже закрываются. Главное, из электрички вышел…Когда Саша в третий раз нажимал кнопку звонка у Петькиной квартиры, он понял, что судьба отвернулась от него безвозвратно. Обречено он опустился на корточки, примостившись поверх сумки. Идти было некуда. В этот миг дверь настежь отворилась.
Глава VIII. Заветное желание
Пятигорск, за 10 лет до событий
Он проснулся в холодном поту. Нет, ему все приснилось: и страшный вопль бабы Таси и ее безудержный плач на плече соседки, и сводящее с ума завывание на одной ноте: их не-е-т, их больше не-е-т, взорва-а-ли-и-сь… А позже, гораздо позже и чей-то горячечный шепот, опаливший ухо:
– Никогда не летай самолетами, никогда…
То был сон – убаюкивала ночь за окном, заливая его комнату волшебным лунным светом. – Всего лишь сон-ужастик. И мамочка, и папуля, как всегда вернутся с гастролей. Они не пропустят его день рождения. Уже завтра ему исполняется десять. Папа обещал подарить настоящую скрипку. А свою – детскую – он отдаст обратно классному – пусть на ней малыши пиликают.
Напуганное сердце услышало сдерживаемый всхлип за стенкой. Он прислушался – баба Тася. Плачет… Явь вновь окунула его во мглу вчерашнего. Он вдруг вспомнил. Все. И даже – взгляд соседки, который обжег его сочувствием. Теперь он – один. На всем белом свете. И еще – баба Тася. Теперь она заберет его в свой Семигорск. Навсегда.
Волна неудержимого протеста захлестнула. Он откинул одеяло и стал одеваться. Машинально. Мысли еще барахтались в полудреме, а руки уже зашнуровывали высокие ботинки. Сама вжикнула молния ветровки, утопив в воротнике подбородок. Легко повернулся ключ, без скрипа открылась дверь. Ноги сами сбежали с крыльца.
В черных лужах плескался свет фонарей. Но теперь разве лужи помеха? В отчаянии он разбивал их на брызги, мчась, куда глядели глаза: вдоль родной Теплосерной, к Цветнику, мимо театра – куда-то вверх.