Не ангелы

Осьминина Вероника

– Ладно, – говорит и кивает скорее мыслям своим, к Ярику шаг делая. – Допустим. Сейчас легче?

Тот к себе прислушивается, замирает, и спустя секунду кивает неуверенно. Саша его взгляд, в котором снова голубизна привычная появляться стала, ловит, опять держит, не прикасаясь. Саша тот вечер помнит всё ещё очень отчётливо.

Ярик ему тогда всё почти рассказал. Почти, потому что Саша чувствовал что-то укрытое от него.

Сашу тогда вместе с ним ломало, кости выкручивая. Саша боялся,

что вместе с ним и сорвётся, в этой изломанной душе потерявшись.

– Я любил её безумно… В ней вообще весь смысл этого мира был. Она единственная была, кто меня понимала и принимала в этой жизни. Только ей до меня дело было. Понимаешь, когда ты пятый ребёнок в семье… Да ещё и вечно болеющий, хилый и надежд многообещающих не подающий… Ты не особенно нужен. Просто лишний рот… А Ира меня не оттолкнула. Первая, кто в душу заглянуть захотела. Я ведь из-за неё с этим делом связался, хотел повышение получить, чтобы жить стало легче хоть немного, а обернулось всё так… Я не хочу жить. Вообще не хочу. Я к ней хочу, но… мне стыдно. Стыдно просто сдаться и уйти, не найдя эту тварь! Он или она стольким людям жизни поломал! Я найду, найду и убью! А потом просто… по венам можно… или с моста… или ещё как-нибудь…

– А если попробовать жить? Ты же её не оживишь своей жертвой? Что если там – только пустота? А здесь у тебя останутся воспоминания.

– Воспоминания… Они и убьют меня, Саш! Я с ума сходить начинаю и мне страшно. Я не хочу безумцем, ни на что в этой жизни не способным, остаться. Оболочкой пустой… Я этого больше всего боюсь – не успеть. Не успеть убийцу найти и сорваться.

– Зачем же на кладбище тогда приходишь? Тебя же там ломает сильнее, чем просто в водовороте рутины?

– Я… не могу не приходить. Меня тянет туда. Безумно к ней тянет… Ты любил когда-нибудь? По-настоящему?

– Нет. Я никого не любил, Яр. Никогда.

Саша из круговерти, в его голове пронёсшейся, вырывается, снова на взгляде напротив концентрируясь. Голубизна ярче становится, серость почти окончательно вытеснив, и Саша глаза прикрывает устало, покачивается невольно.

– Саш? – испуганное слышит.

– Это ничего, – уголком губ дёргает, слепо за спинку стула цепляясь и опору снова обретая. – Голова закружилась.

Глаза открывает, тут же с недоверчивостью, вокруг Ярика почти клубящейся, встречаясь. Улыбается уже искренне. Ему этот мальчишка нахохлившегося воронёнка напоминает, с чёрным гнездом на голове.

– Но как ты это делаешь?

– Что именно? – Саша бровь гнёт вопросительно.

– Ты же… силы возвращаешь. Или свои отдаёшь. Я не понимаю!

– А может и не надо? – повторяет тот уже когда-то сказанное и отворачивается. – Пойдём, чаем угощу, а ты поведаешь мне о своей… тени.

– Не пойму, ангел ты что ли мой? – бормочет Ярик, на табуретке с ногами пристраиваясь.

Саша замирает, плечи как-то странно горбит, усмехается горько, к Ярику лицом не поворачиваясь, отвечает:

– Вот уж не думаю.

Смотри сам – крыльев же нет!

И смеётся. Яр почему-то легко угадывает боль, умело скрываемую в чуть посеревшем взгляде зелёных глаз, хотя Саша всё ещё спиной к нему стоит. У Ярика вопросов только больше становится, но он язык прикусывает, боясь, что прогонят.

– Давай, рассказывай, про гостью из другого мира.

Саша напротив садится, чашку к нему толкая, и на спинку стула откидывается, глаза чуть прикрывая. Ярик в его позе лишь спокойствие читает, но какое-то напряжение, настороженность нутром ощущает.

Ярик на миг глаза закрывает, вспоминая, и говорить начинает быстро, слова глотая. Его сразу же крупная дрожь прошивает.

Он перестал с того дня на кладбище ходить, не то с Сашей боясь снова встретиться, не то с тенью. Он снова углубился в расследование, собирая данные из газет, и о новом убийстве узнал. Хотел было в участок пойти, попросить у бывших коллег хоть какой-то информации, закрытой от прессы, но передумал в последний момент. Ощущение, что ему ничего не скажут, огрело слишком сильно.

Ярик всё пытался какую-то закономерность вычислить, но у него ничего не получалось. Он почти каждую ночь по улицам мотался, в глупой надежде, хоть так встретиться с убийцей, но и это не принесло успеха.

Спустя полмесяца после знакомства с Александром, он рискнул пойти на кладбище. Однако стоило ему оказаться рядом с могилой Иры, как приступ, намного сильнее прежнего, накрыл его с головой. Яр задыхаться стал, будто кто-то невидимый на его горле пальцы сжимал, медленно жизнь отнимая. Он невольно сознание стал терять, от нехватки кислорода. Мысль о пламени зелёных глаз словно позволила ему разум на миг прояснить.

Ярику показалось, что даже тот невидимый, кто его так отчаянно убить пытался, испугался этой мысли. Ярику уже плевать было, кем является Александр – колдуном, нечистью или ангелом небесным – он просто дёрнулся, о той странной силе, которой этот человек обладал, подумав. И пальцы разжались.

Яр бросился прочь настолько быстро, насколько позволяли силы. Остановившись на миг, он увидел ту же самую тень. В голове пронеслась только одна мысль: «Ты прийти можешь, если снова плохо будет», и Ярик побежал к дому, адрес которого не забылся за эти долгие две недели.

Саша слушает его внимательно, порой лишь странно как-то глядя из-под устало опущенных ресниц. Саша устал от этой жизни безумно, но выгнать свалившуюся на голову проблему, почему-то не может. Хотя хочет один остаться отчаянно.

«Сам умереть не дал, когда тот хотел, вот теперь и мучайся», – мелькает у Саши в голове, и он в ответ своим мыслям вздыхает тяжело, на ноги поднимаясь.

Ярик молча за Сашиными движениями наблюдает, рассказ свой закончив. Он не понимает ничего совершенно, но не верит больше ни на йоту, что в Саше силы, какой-то не от мира сего, нет. Ярик к себе прислушивается, и только лишь тепло живое ощущает.