Не ангелы
Шрифт:
– Ну если эта Анька тебе нравится, почему не попробовать-то?
– Не готов я!
– К разговору?
– К большему.
– До него надо ещё добраться.
– Не уговаривай меня.
– И не собираюсь, – пробормотал Ди, шумно заворачиваясь в одеяло. – Надо было переодеться хотя бы.
– Действительно… Как это мы так…
– Вдруг придётся куда-то бежать? Лучше уж…
– Ты думаешь, с Амалией что-то случилось?
– Лучше б случилось.
– Динар!
– А иначе как мозги на место встанут? Только так. Подзатыльник судьбы. Родители же не могут врезать как следует, вот и…
– Можно ведь и без этого.
–
– Да-да… Я помню прекрасно, что она – сложный подросток, никого не слушает и всё прочее… Но…
– Никаких но. Отец сам разберётся, правда.
– Хотелось бы верить. Знаешь, – я чуть помолчал, чтобы убедить себя в необходимости следующей фразы, – мне кажется, что если с ней произойдёт нечто совсем нехорошее, твой отец не выдержит. Сначала мать…
– Выдержит. Ему, в сущности, на неё плевать.
– Так не бывает.
– Думаешь, он балует её от любви? Нет. Чтобы просто не отсвечивала, не лезла, куда не просят и была чем-то занята. У отца свои дела и своя жизнь, в которой нет места маленьким вредным подросткам.
– Но ведь у тебя с ним нормальные отношения…
– Нет.
– Ди…
– Давай не будем, пожалуйста. Не хочу.
– Ладно, – сдался я и отвернулся к стене.
В негустой, бледной темноте хорошо знакомой комнаты, я лежал и думал о нас с Ди, о том, что случилось за последние несколько лет. Свойственный всем взрослеющим людям неожиданный переход из детскости в более или менее приемлемое по уровню ответственности состояние, произошёл. Только я никак не мог взять в толк – когда конкретно мы так изменились, что былое вспоминалось с ностальгией и смущением, а будущее обсуждалось исключительно в формате слишком серьёзных перспектив. С другой же стороны, жизнь продолжала казаться мне игрой, которая, начавшись при рождении, теперь набрала обороты, обросла правилами и исключениями из них, не позволяя нам сдаться и попробовать что-то другое.
А пробовать можно было многое: отец Динара довольно прямолинейно намекал на то, что хотел бы видеть нас продолжателями его дела; мои родители вовсю строили планы, касательно карьеры единственного сына и подкидывали разные идеи. Мы же сами продолжали промышлять перепродажей всякой несущественной ерунды типа элитного алкоголя, дорогих сигарет, да мелкой драгоценной крошки, которую щедрая рука отца Ди отсыпала нам для развлечения.
К своим условным восемнадцати годам мы успели обрасти приличным количеством не самых пристойных и важных, но интересных связей. Какие-то из них могли бы пойти на пользу в дальнейшем, какие-то я бы уже сейчас отсеял за ненадобностью. Но обычно эти вопросы решал Ди, моя же роль состояла только в том, чтобы грамотно поддакивать и брать на себя рутинное общение. И если кто-то говорил, что я просто его шестёрка, то мне хотелось возразить, но делать этого не стоило. Уважение и авторитет не заработать оправданиями. Так что я просто делал то, что устраивало меня со всех возможных сторон, учтиво избегая ответственности, которую с удовольствием на себя брал Динарчик.
И как раз в это время, в самый неудачный момент, когда мы задумали расширять поле деятельности, Амалия подкинула этот дурацкий сюрприз. Я не разделял желания Ди проучить её дланью Судьбы, но сладковатый привкус отмщения всё же приятно радовал. Эта шебутная девчонка, хитрая и горделивая не раз вставляла нам палки в колёса, откровенно пытаясь напакостить брату. Ревность её безумствовала всё больше и больше,
– Илай? – позвал он тихо.
– А?
– Ты ничего не слышал?
– Да вроде нет. А что?
– Пойду посмотрю, – показалось, будто за дверью шум.
Динар поднялся и осторожно вышел в коридор, преследуемый мной. Из-под двери комнаты его отца пробиралась полоса света, в соседней спальне царила тишина, нарушаемая лишь нашими мягкими шагами и тиканьем огромных старых часов в гостиной. Когда мы были совсем малышами, они били каждый час, заставляя нас заворожённо ждать этого момента. Теперь же, чтобы не беспокоить тревожный сон Лианы, часы превратились в обыкновенный механизм со стрелками, перебегающими от одной римской цифры к другой.
– Ха! – воскликнул Ди, изучая в глазок лестничную клетку. – Явление блудной дочери!
– Что там? – запереживал я.
– Смотри! – он чуть ли не в голос рассмеялся, распахивая дверь.
За ней стояла довольно-таки колоритная компания подростков и ребят постарше: от них так несло алкоголем и сигаретными парами, с примесью чего-то едкого, что я отшатнулся. Двое парней нашего с Ди возраста с совершенно стеклянными глазами держали под руки Амалию в традициях американских подростковых комедий с опущенной головой и сосульками, свисающими с неё, слеплённых из мокрых волос. Отвратительное зрелище. Поближе к двери переминались с ноги на ногу девчонка лет пятнадцати, наверное, подруга, и ещё один паренёк с землистого цвета лицом. В целом – картина понятная и даже обыденная, если бы только случилась на несколько часов раньше.
– Мы тут… Это… – завели «сопровождающие» сломанную шарманку.
– Привели! – пискнула девчонка и с трудом повернулась к Амалии. – Совсем плоха.
– Тащите сюда, – скомандовал Динар, отступая в глубину коридора.
Не учли мы все только одного – присутствия главы семейства за нашими спинами. Отец Ди молча взирал на это безобразие, и мне при взгляде на его лицо показалось, что случится страшное – казнь или смертоубийство. Без слов он схватил дочь за плечо, удостоившись невразумительного стона и сдавленной судороги, говорящей о том, что грядёт нечто отвратительное.
– Пошли вон! – просипел он в стельку пьяной компании. Говорить о том, что ребята не только пили, думаю, не стоит. Всё было совершенно ясно каждому из присутствующих.
Как только входная дверь захлопнулась, к нам со стороны спален поспешила Надежда Владимировна.
– Ох, Боже мой! – всхлипнула она.
– Надя, прочистите этой дурочке желудок для начала, – всё так же холодно и будто бы безразлично, отец Ди затолкал Амалию в ванную, туда же пробралась няня.
– Пап, давай лучше я, – встрял Динар.
– Нет. Ты нужен для другого, – он поманил нас в кухню и, остановившись рядом со столом, глянул на Динарчика так, словно тот был на допросе. Я же пытался слиться со стеной. – Узнал кого-нибудь?
– Нет. Впервые вижу всех.
– Будешь её покрывать…
– Мне это неинтересно, ты знаешь.
– Тебе интересна личная выгода, Динар.
– Ты слишком плохо думаешь обо мне. Твоя дочь – вконец избалованная, наглая дура. У неё в голове, кроме бутылок, сигарет и, прости, – членов… Ни-че-го. Я мог бы этого не говорить, но вынужден отстаивать собственную честь. Разбирайся с ней сам, пожалуйста.