Не будь дурой, детка!

Козырь Фаина

— Расслабься, Лиль! И закажи себе уже что — нибудь выпить нормальное, а не это чайное безобразие.

— Он выводит токсины…

— Он выводит меня, а это опаснее. К тому же ты явно собираешься вывалить на меня целый шлейф претензий, обид и вопросов. Так что не усугубляй улуном мое и без того странное настроение…

Резенская засмеялась:

— Ты не меняешься, Дарин.

— Какими судьбами ты учишь итальянский? — задала Горянова действительно интересующий её вопрос.

— А ты?

Вопросом на вопрос? Хорошая тактика, если не хочется отвечать.

— Савелов

заставил. Зачем — не спросила. Надо, наверное…

Резенская подняла руку, подзывая официантку, чтобы заказать себе коктейль. Заказ делался слишком долго и как — то очень придирчиво. Не понять, что Лилька тянет время, мог только пятилетний ребенок. Но заказывать дольше уже было невозможно, и бедная официантка, явно уже считая Резенскую безумной, пошла выполнять заказ.

— Не хочешь отвечать? — Горянова не собиралась быть тактичной. — Зря! Потому что у меня в голове появляется совершенно дикая версия происходящего.

— Какая?

— Что в те редкие совместные вечера, что с тобой проводит Альгис Саулюсович, жаркому сексу с твоей невероятной персоной он предпочитает чтение в подлиннике «Божественной комедии» Данте, а так как она на староитальянском, то тебе надо как — то соответствовать…

Горянова не успела договорить, слова застряли в горле, потому что из глаз Резенской крупно и неостановимо брызнули слезы… Клять! Неужели в яблочко? Лилька всхлипывала, пытаясь остановить бегущие слезы, но не получалось, и все это уже смахивало на истерику.

— Девушка! — Горянова подняла руку, привлекая внимание официантки: — Водочки принесите…

А Лилька плакала, уже не сдерживая больное «уканье»…Лилька плакала, а Горянова думала — зачем такие больные отношения? Зачем они, если в этих отношениях женщина несчастлива? Зачем? Кому они нужны? Что такого в них, что женщина, красивая, умная женщина цепляется за отголоски любви, старается изменить себя в угоду любимому, тому, кому нет до нее дела… Лилька плакала, а Даринка смотрела на нее и не понимала, ради чего все это? Горянова давно уже для себя решила, что отношения, в котором люди несчастны, нужно обрывать. Нещадно. Они не стоят того.

Зареванная Резенская оторвалась от стола, вытирая салфеткой опухшее от слез лицо, шмыгнув носом, дрожащим и хриплым голосом она выдавила:

— Я люблю его, Дарин, — слова прозвучали очень жалко.

Горянова невесело усмехнулась:

— Любишь… Вот дура ты, Лиль! А себя ты любишь, Лиль? Себя?! Любишь?! Ты ведь с первых дней знала, что у Истомина женщина никогда не будет на первом месте, и даже на втором, и даже на третьем месте… Сначала работа, потом его мама, потом самосовершенствование, потом друзья, а женщина… Женщина где — то там… И чем дальше по жизни, тем дальше женщина… И знаешь, что самое обидное — от женщины это не зависит, даже королева будет за бортом.

Горянова вздохнула:

— Вот ты плачешь сейчас, Лиль, но через полчаса побежишь к нему — страдать. Так что прекращай. Смирись. И если он — это все, что нужно тебе для счастья, то он у тебя есть. Значит, будь счастлива этим… — Даринка помолчала, чтобы добавить: — И учи итальянский: «Божественная комедия» большое произведение…

А на стол

перед девчонками неспешная официантка поставила заказанную вкуснятину и графинчик с запотевшей водкой, которую ни Резенская, ни Горянова уже не собирались пить…

Глава 12

Тем не менее Горянова водочку выпила. Уж очень ей не хотелось везти Резенскую домой… А тут такой шикарный повод пройтись самой пешочком… Пьяная женщина за рулем — угроза мирному спокойствию граждан. Так что, любимый город, можешь спать спокойно — Горянова не потревожит твой сладкий сон… Эй, кривой асфальт родного города, — встречай неровную походку редкостной идиотки!

Между тем Резенская была на высоченных каблуках, ее золотые, расшитые шелком ботильоны от известного мастера — мимолетная горяновская зависть — не предполагали дальних прогулок… И две девушки это понимали прекрасно… Явное недоумение скользнуло по лицу Резенской, когда Горянова, решительно протянула руку к холодному графину, налила стопочку и также быстро опрокинула ее в себя.

— Ты же за рулем… — только и успела сказать удивленная Лилия Павловна.

Прозрачная, известная всем в России жидкость мягким пламенем лизнула даринкино горло, и та непроизвольно сморщилась. Ха! Ну не любила Горянова крепкие напитки…

— Оставлю машину на стоянке кафе и завтра заберу. К тому же у меня сегодня пеший променад до дома…

Резенская дурой никогда не была:

— Хорошо, я вызову такси.

Но Горяновой вдруг стало нестерпимо смешно:

— Зачем такси? Сейчас нужного водителя вызову, — и пока Резенская еще не успела догадаться о явной горяновской подставе, невинно добавила: — у меня один знакомый прямо-таки обожает красивых девушек домой подвозить.

Рука между тем легко отыскала нужный номер в телефоне. Альгис Саулюсович ответил сразу:

— Дарина?

Резенская дернулась, услышав в голос Истомина, округлила глаза, замахала руками, пытаясь отнять телефон у подруги, но разве справишься с Горяновой?

— Альгис Саулюсович! — ах, как сладко умел звучать ее ехидный голосок. — Добрый вечер, вы уж простите, что беспокою, но у нас форс — мажор: Лилечка Резенская ногу сильно подвернула, беспокоить близких боится, скорую тоже запретила вызывать, а я ее на своем горбу не вытащу с поля боя, слаба телом и духом, так сказать… Вот и решила воззвать к вашей мужской и непоколебимой совести… И все это, заметьте, на свой страх и риск, ибо Лиля меня убьет, когда узнает, что я вам позвонила…

На том конце громко вздохнули.

— Что — то серьезное, Дарин? Или… или это всё ваши женские хитрости? — до чего же Истомин был умный. Вот гад!

Горянова не стала врать:

— Не знаю, насколько серьезно, но по городу пешком в своих ботильонах она явно не дойдет!

Горянова была довольна собой — ни одного слова вранья (а вы попробуйте по нашим колдобинам на двенадцатисантиметровой шпильке от Кристиана Лабутена пройтись, да вы на десятой яме с ума сойдете, понимая, что можете сломать каблук за сорок пять тысяч российских рэ). И про такси предусмотрительно промолчала.