Не было бы счастья…

Мак Лина

– В следующий раз уважение проявлять нужно ко всем старшим, а не выборочно. – Я выпрямляюсь, расправив джинсы и пуховик, осматриваю этот дуэт.

– Как же хорошо, что никто не пострадал, – говорит мама, которая всё это время стояла сзади нас.

– Мамуль, ты замёрзла. – Я встревоженно обращаю внимание на то, как мама растирает руки.

– Всё нормально, сынок.

– Давай-ка ты в машину сядешь, а я постараюсь выехать из сугроба.

Усаживаю маму в салон, а сам пытаюсь выехать, но ничего не выходит.

Вторые

сутки наперекосяк. Всё через задницу. То Рита вынесла мозг, что я ношусь со своей мамой, а как только я опять заговорил о детях, так остался ещё и бездушным тираном. То самолёт долго не шёл на посадку. После в салоне нервы вымотали, подсовывая не те машины. Идиоты одни. Теперь ещё и это!

– Сынок, – слышу тихий мамин голос.

– Не сейчас, мам. – Я стараюсь не грубить, но голова сама ложится на руль.

Успокойся, Валера, и просто подумай.

От стука в окно я дёргаюсь. Поворачиваюсь – на меня смотрит ухмыляющийся Иван.

Вот же мелочь.

– Что нужно? – гаркаю я, опуская окно.

– Валерий, – шикает мама, но я уже не обращаю внимания.

– Давай дёрну.

– Себя дёрни, – огрызаюсь, как пацан, и не пойму, что сейчас чувствую: уважение или раздражение.

– Ну, как знаешь. – Он пожимает плечами и начинает отходит.

– А мощности хватит? – Я ещё злюсь, но нежелание торчать посреди зимней дороги всё же преобладает.

– Хватит, – отвечает Иван. – Только трос нужен.

Я стараюсь особо не нервничать, но из машины выхожу быстро и, найдя трос, мы цепляем его к снегоходу. Я наблюдаю за Иваном, пока всё подцепляю. Никаких лишних движений. Он делает всё так быстро и уверенно, даже и не скажешь, что пацан ещё подросток.

Сажусь за руль и, внимательно наблюдая в боковые зеркала, начинаю подгазовывать. Не проходит и пяти минут, как я выезжаю из сугроба.

Я вздыхаю облегченно, и невероятная усталость наваливается одним махом. Улыбаюсь маме и выхожу, чтобы забрать трос.

– Спасибо, – говорю уже спокойнее, забрав скрученный трос из рук парня.

– Не за что, – отвечает, как будто так и надо. – У нас не принято бросать людей на дороге.

– Благодарность ни принимать, ни выражать не можешь, – хмыкаю я, но вспомнив одну деталь, решаю спросить. – А до Перемежного далеко?

– Километра три осталось, – отвечает и сощуривается. – А вы к кому туда?

– С чего ты взял, что мы к кому-то туда? Может, мы оттуда, – хмыкаю я.

– Вы не оттуда, – тоже хмыкает он, полностью копируя мою манеру. Вот же мелочь! – Я оттуда. – А теперь начинаю хмуриться я. – И всех там знаю. Так к кому?

– Местный защитник? – улыбаюсь.

– Нет. Просто сознательный сосед. – И стоит напротив, будто сможет не пустить меня дальше.

– К бабе Паше мы едем. Карелиной. Знаешь такую? – решаю ответить я, а то, не ровён час, и правда под колёса что-нибудь кинет.

– Ха, как же не знать? – отвечает он уже веселее. – Ну

поехали, проведу вас, чтобы вы не влетели в очередной сугроб.

И быстро отбегая, он садится на снегоход, где второй парень уже, наверное, околел. Мороз начинал забирать.

– Вот же… – Я разворачиваюсь и, сев в машину, трогаюсь за Иваном.

– О чём говорил с мальчиком? – аккуратно спрашивает мама.

– Если ты хочешь узнать, ругал я его или нет, то нет, – отвечаю я улыбаясь, а сам не могу понять, почему так радуюсь. – Этот парень сам кого хочешь отругает и на место поставит.

– Ты знаешь, сынок, он мне так тебя в детстве напомнил, – тихо говорит мама, а я слышу грусть в её голосе.

– Ты чего? – весело спрашиваю я. – Да я таким и близко не был. А ты представляешь, он тоже из Перемежного. И бабу Пашу нашу знает. Как раз и предложил проводить к её дому.

– Ой, как замечательно! – уже бодро отвечает мама. – Но этот мальчик всё равно очень мне тебя напомнил.

– Иваном зовут, – добавляю, не переставая улыбаться.

– Красивое имя. Как деда твоего прям.

– Ага.

Мы оба замолкаем с мамой. Не знаю как она, но мне сейчас вдруг становится очень интересно посмотреть на отца и мать этого парня. Даже если учесть, что он живёт в глухой деревне, мозги у него работают неплохо: вон как умело собрал снегоход.

Погрузившись в свои мысли, я не замечаю, как мы заехали в небольшую деревню.

Надпись на знаке поистёрлась, и особо не прочтёшь, что там написано. Кое-где уже даже свет горит в окнах.

– Здесь что, только одна улица? – спрашиваю сам у себя, но слыша смешок мамы, усмехаюсь.

– Ты, сынок, слишком долго живёшь в городе. Хотя баба Паша при последнем разговоре упоминала, что у них здесь целых две улицы, просто разделены они небольшим пролеском. – Мама говорит, а я вижу на её лице такую спокойную улыбку, что сам успокаиваюсь. Может, и правда нужно было её раньше привезти сюда. Здесь она хоть улыбаться начнёт.

Снегоход Ивана останавливается. Парень вскакивает с него, жмёт руку другу и указывает тому в противоположную сторону. Сам же поворачивается ко мне и кивает на дом, огороженный метровым штакетником. В сумерках особо не рассмотришь всё, но территория огромная. Вот только проблема – не чищено. Ладно разберёмся.

– Приехали, мам, – говорю я улыбаясь и, выйдя из машины, помогаю и ей выбраться.

Мы подходим к калитке, где стоит Иван и ждёт нас. Провожать, что ли, будет? Я уже собираюсь задать ему этот вопрос, как дверь в доме резко открывается, и из него вылетает низенькая щупленькая старушка в огромных валенках и, закутывая на себе огромный серый платок, кричит:

– Ой, спаситя-помогитя! Паша помярла. Ой, люди добрые!

Иван дёргается к бегущей бабушке, но тут открывается окно, и в него наполовину вываливается вторая старушка, которая начинает хохотать на всю округу.