Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина
Шрифт:
затем схватила мужа за усы и стала кричать: - Эй, люди,
чего вы смотрите, как овцы, убейте этого старого жирного
труса!"
Въехав победителем, Мухаммед раскинул шатёр у кладбища, где
похоронены дед, Абу-Талиб, Хадиджа, дети...
– со сладостью
победы горечь утрат смешалась. "Нет у меня дома в Мекке!"
сказал.
В Каабу! Очистить от скверны идолов! Смыть изображения на
стенах водами священного Замзама.
И невежды вопрос Мухаммеду: Как быть с фигуркой Аллаха
брата Хубала?
Но разве это Аллах Всевышний
Сохранить... оглянулся Мухаммед - нет фигурки Девы Марйам с
младенцем, исчезла!
Лишь после уничтожения идолов вошел в Каабу. Собираясь
молиться, задумался: в других мечетях велел обращать взор к
Мекке, а здесь, в Каабе, куда обратиться при молитве?
Расположился между Чёрным камнем и южным углом лицом на
север - не в сторону ли Эль-Кудса?! Да, только туда! Так
угодно Богу!
И тем предрешил судьбу Храмовой горы и скалы Мориа,
ас-Сахры, откуда совершил мирадж: Да будет там возведена
мечеть!Мухаммед стоял на пороге Каабы, говорил: Бог
покончил с родовой, племенной, всякой иной сегодня и
навсегда гордостью, ибо все происходим от Адама,
сотворённого из праха, посему кто благочестивей, тот и
благородней!
Приняли присягу верности Богу: каждый в отдельности
мужчина, каждая в отдельности женщина. Всепрощение
побеждённых! И ласковое обхождение с теми, кто принял
ислам, и первый - Абу-Суфьян, который выдал любимую дочь
Умм-Хабиба от третьей жены за Мухаммеда сразу после битвы у
рва и в знак завершения всех войн; и якобы просил дочь
накануне свадьбы повлиять на мужа, чтоб помиловал, а она
наутро после свадьбы, уже став женой пророка, не позволила
отцу - ведь он ещё многобожник!
– сесть на ковёр в её доме!
Абу-Суфьян поклялся: Нет божества, кроме Аллаха, и
Мухаммед - пророк его!
Кто покаялся, - сказал Мухаммед, - тот прощён! Я пришёл не
казнить курайшей, а открыть им дорогу в новую веру!
И вдруг... Хинда, жена Абу-Суфьяна, предстала перед ним:
"Да, я Хинда, - сказала, - можешь меня казнить за Хамзу! Но
и ты убил в Бадре моих детей, которых я родила и вырастила!
Простим друг друга за прошлое!"
"Знаю, что приняла ислам, - ответил Мухаммед, - не смею
потому тебя преследовать, ибо ты отныне Божий человек!"
Джебраил был явлен Мухаммеду с новым повелением от Бога,
слышали мекканцы:
Даровали Мы тебе, Мухаммед, явную победу, и Я простил тебе, что из твоих грехов предшествовало и что было позже.
– Но какие грехи у меня, о Боже?- Сам о том знаешь!
Так и не узнал - ни тогда, ни потом. Впрочем, что-то всегда, постоянно беспокоило: Так ли я слышу Его?
– Вот-вот!
Не ошибиться б!..
Аллах - Он Бог Единый, Творец всех Писаний, и потому не может Он... нет, мысль важная, тревожащая, трудно уловимая недодумывалась никак, улетучивалась, возникая снова: Но можешь ли Ты, о Боже правый, высказывать то, что я, раб Твой ничтожный, до конца не разумею? (а в глубинах глубин лишь дуновение мысли: не приемлю!). Нет, - поспешил оправдаться, - то не ропот, то - согласие,
– Ч.Г.), и хочет, чтоб прочиталось написанное, и явно противится обнаружить сокровенное; такая вот странная, прямо-таки загадочная стилистика*.
______________
* Домыслилось (логика + интуиция?) после завершения перевода со среднетюркского свитков и - забегая вперёд, скажу - сур Корана. Отталкивался от фразы, приведённой в свитке: Аллах - Он Бог Единый, Творец всех Писаний, и потому не может Он... Но что? А вот что: не может Он высказывать мысли, которые хоть в малой степени противоречат нормам нравственности, морали, образу жизни на все времена, и для Него не существуют заповеди к случаю, для временного пользования! А если Он всё же, судя по Писаниям, в том числе составленному Корану - не забудем, что это делали люди, - высказывает таковое, то это не что иное, как приписанное Ему людьми, пророками, включая и Мухаммеда, которые, очевидно, не сумели адекватно расшифровать, озвучить на своих родных языках Его символы и знаки, зачастую или порой шли по пути очевидному, разумели в пределах своего известного, связанного с их временем, традициями, обычаями, им знакомыми, ибо так было легче понять явленное. И Мухаммед в озарении, вдруг вспыхнувшем в нём, кается, что мог не так Его понять, Всемудрого и Всезнающего.
...И чтобы милостью Своей Я одарил тебя, повёл прямым путём, помог великой помощью. И да наказаны будут мушрики, лицемеры и лицемерки, думающие о Едином Боге думами зла: против них - поворот зла. Воистину тот, кто присягает, - присягает Богу. Рука Его - над их руками. А кто нарушит - разве тот против Меня? Нет - против себя!
...Лишь Фатима одна у меня осталась! (И года не пройдёт
после смерти Мухаммеда, как умрёт и она.)
– Спросите у Зейда, сколько я совершил походов, - он вам
ответит, и не надо переспрашивать меня, точен ли он.
– Уже спросили.
– И что он ответил?
– "Девятнадцать: в семнадцати я был вместе с ним, а в двух
походах - каких, не уточнил - Мухаммед был без меня".
– Но это - потом, я ещё не начал ни одного!
...Вдохновлённый успехами, Мухаммед отправил в Сирию три
тысячи воинов, не ведая о том, что там солдаты императора
Ираклия, их сто тысяч, только что изгнали персов, которые
туда вторглись, - первое сражение с византийцами и первое
поражение. Вскоре второй поход в Сирию - в летний зной, и
новая неудача: не помогли ни увещания, ни угрозы, что зной
ада будет жечь сильнее. И бедуины подвели, разбрелись по
кочевьям. Вернулся хворый, и в том году паломничество в
Мекку возглавил Абу-Бакр. "И проповедь, - сказал
Абу-Бакру, - прочтёшь!" Айша уговорила не поручать это
отцу: суры так сильно на него действовали, что, заслышав
их, Абу-Бакр не мог сдержать слёз. Тогда Мухаммед велел Али