Не для нас с тобою
Шрифт:
Матвей крутит руль вправо и паркует машину в каком-то дворе.
— Я слышал. Успокойся. Ты ничего не могла сделать, — Матвей поддается вперёд. Обнимает меня. Я не могу сдержать рыданий. Он прижимает меня к плечу, позволяя выплакаться.
— Ты не понимаешь! Она его прощала не раз. Он в ногах у нее валялся, просил прощения. Она думала: бьёт, значит любит. Я умоляла ее одуматься! Говорила, если он ее убьет, то попадет в тюрьму, ребенка в детский дом отправят. Она не слушала. Я не позволю, чтобы такое случилось с Василисой… Я же не могу пройти мимо. Оставить ее. А вдруг он ее убьет?
— А
— Но ведь она ни в чем не виновата, — возражаю я.
— Ты этого не знаешь. Оставь это пока. Поехали покушаем, ммм?
Я задираю голову. Матвей жжет меня взглядом своих серо-голубых глаз. Снимает каплю слез с щеки.
— Жрать хочу зверски, — добавляет он с улыбкой.
— Хорошо, — улыбаюсь в ответ.
Я немного успокаиваюсь. Матвей знает как оказать моральную поддержку. Настоящий профессионал. Где он был два года назад?..
— Учти, я тебя теперь одну не оставлю, — подаёт голос Матвей, снова заводя мотор. — Побуду с тобой немного.
— Мне нужно Леську забрать из садика, — возражаю я.
— Заберем, — безапелляционно отвечает он.
— Ладно, — отвечаю, не протестуя. Сил нет. Я выдохлась этой истерикой. Ещё нужно найти координаты мамы Нины, помочь с похоронами.
Как же я устала от всего этого!
*Фраза из мюзикла "Чикаго"
7.1. Матвей
— Ты любишь восточную кухню? — задаю вопрос Миле, пытаясь отвлечь эту женщину от ее невеселых размышлений.
Мы проехали полпути до пункта назначения, а Мила сидит мрачнее тучи. Безэмоционально смотрит на дорогу через лобовое стекло. Только медленно вздымающаяся шикарная грудь-двоечка идентифицирует то, что она жива и в сознании. Только что там в этом сознании — даже мне страшно представить.
Я считаю, что был прав, когда уговаривал Милу отстать с этой помощью несчастным «жертвам абьюза». Всем не поможешь, а она действительно может пострадать. Я бы подумал, что ей попросту нечем больше заняться, но судя по тому, сколько она делает для «Олимпа», заканчивает обучение на психолога в местном институте, одна воспитывает дочь и при этом умудряется найти время для личной жизни, то я удивляюсь, когда она вообще спит и ест. Худая такая. Не вобла, нет. Просто фигуристая стройная худышка. С очень аппетитными формами. Сглатываю подступившую слюну и продолжаю:
— Я знаю один хороший ресторанчик восточной кухни. Его шеф-повар мой школьный товарищ. Такие вкусные блюда готовит… Ммм?
Кошусь одним глазом на Милу.
— Мой муж в период ухаживания привел меня как-то в один из таких ресторанов, — выдает ровным тоном после глубокого вдоха. — Там в каждом блюде была баранина. Даже не так. Жареный бараний жир. Он ел с таким аппетитом. А я не смогла. С тех пор при фразе «восточная кухня» меня начинает тошнить.
— Ну насколько я знаю в ресторане моего товарища подаются блюда не только с бараньим жиром. — Слежу за ее мимикой в зеркало заднего вида. Она все еще брезгливо морщится. — Представь себе, — тоном Чеширского Кота продолжаю уговаривать ее: — огромная тарелка с только что пожаренными на костре кусочками мяса. Любого, какого захочешь. Тарелочка картофеля по-деревенски…
— И салатик, — тут же подхватывает она. — Огурчики, помидорчики. Заправка из оливкового масла.
— В бардачке возьми салфетку, — посмеиваюсь я от нетерпения, отразившегося на ее лице. — Ты мне слюной все лобовое заляпала.
В ответ получаю лишь выстрел из указательного пальца и томным звуком: «Пиу», разлившегося по моему позвоночнику острыми иглами желания.
***
Когда мы подъезжаем к ресторану, дождь удивительным образом перестает лить. Ветер разогнал серые тучи и яркое солнце согревает своим светом озябших и промокших пешеходов. Одежда Милы высохнула еще в машине под потоком горячего потока печки, только волосы тонкими влажными колечками обрамляют ее щечки, придавая ей кукольный вид.
— Что означают эти символы? — кивает на синюю вывеску, висящую над входом.
— Это не символы. Это арабский язык, — отвечаю я, открывая перед ней дверь ресторана. — Звучит как «Афрасиаб».
— А это что такое? — морщит свой хорошенький носик.
— В иранской мифологии и средниазиатских легендах легендарный царь Турана, правитель туранцев — древних кочевых и полукочевых иранских народов Центральной Азии.
— Ого! — восклицает удивленно Мила, одаривая меня недоверчивым взглядом.
— В Авесте Афрасиаб, именуемый Франграсйаном, пытался завладеть Хварной и просить Ардвисуру Анахиту помочь ему. Но та отказывает в его просьбе. Он трижды нырял на дно океана Ворукаша, чтобы поймать Хварну, но безуспешно. Согласно среднеперсидским и исламским источникам, Афрасиаб был потомком Тура, среднего сына мифического царя Ирана Фаридуна. В «Бундахишне» его род возведён к Туру через семь поколений. В авестийской традиции его имя чаще всего упоминается с эпитетом mairya-, что означает «обманчивый, коварный».
— Откуда ты это знаешь? — подозрительно спрашивает Мила, присаживаясь в широкое кресло.
— Я писал курсовую на эту тему.
Мила коротко кивает, озираясь по сторонам. Разглядывает интерьер. А здесь есть чем полюбоваться. Я не стал говорить Миле, что идея названия ресторана принадлежала мне. Я помогал моему товарищу Хабибу открыть это заведение, вложив в его строительство немалую сумму денег и став совладельцем. Таких проектов у меня много в этом городе. И с каждого я получаю часть прибыли. Что-то вкладываю в новые проекты, что-то копится на моих счетах в разных банках. За границей в том числе.